- Ох, доиграетесь вы, робятки, ох доиграетесь, - качал он головой, встречая подвыпившую троицу.
К вину они пристрастились рано. Впрочем, пили все. Водки почти не было - дули самогон, который гнал бобыль Никодим, живший на отшибе, в километре от деревни.
Была зима, Горелый и Генка получили повестки в армию, а Резник был на год младше. Они гуляли три дня, а накануне отправки в армию, крепко поддав, пошли к девкам в соседнее село, но им не повезло, мамка их подружки заболела и осталась дома, не пошла дежурить на ферму. Они все посидели у неё дома, выпили всё, что нашли и принесли с собой, пошли гулять, но было очень морозно, и потискавшись кое-как, в холодных сенях, закоченев, и почти протрезвев, отправились все трое домой, в Горицы. И надо же было им проходить мимо избы Никодима.
- Зайдём, возьмём? - кивнул головой на избушку Горелый.
- Денег нема, - буркнул с сожалением Генка.
- Я завтра ему занесу, - мамка даст по такому случаю, скажу что вас провожал.
И они постучались в дом. Открыл Никодим, заросший до самых глаз бородой, чумазый, совсем без возраста.
- Чего надо? - недружелюбно сверкнул он глазами. - Дай пару пузырей, Никодим, - попросил, приплясывая от холода, Горелый.
- А деньги у вас есть? - подозрительно осмотрел их бобыль.
- Я завтра занесу, - поспешил выскочить Резник. - Дай таракановки, дед, не жмотничай, ребятам завтра в армию с утра.
- Ну раз такое дело - накапаю, - согласился бобыль. - Проходите, чего на улице мёрзнуть?
Они вошли в маленькую комнатку с низким потолком. В нос ударил, вышибая слёзы, сивушный запах браги.
- Садитесь, погодьте, сейчас вынесу, - буркнул Никодим, исчезая за занавеской на кухне.
Троица присела на скамейки, стоявшие вдоль стен. От русской печки в комнате было тепло, в головах плавал оставшийся хмель, мутной волной толкался в глаза. В углу висели иконы, почерневшие от времени, украшенные заботливо полотенцами.
- Ишь, куркуль, иконы повесил, слышь? - заёрзал Резник. - Сам самогонкой торгует, а гля, богу молится...
- Ну и хрен с ним. Пускай молится, тебе-то что? - лениво проворчал Генка.
- Не, а чего он, гад, иконы повесил? - завёлся Сенька.
- Да отстань ты, дура хренова, - огрызнулся уставший Горелый, - без тебя голова трещит. Тебе-то завтра дома дрыхнуть, а нам в армию ехать. И иди на хрен.
- Не ругайся под иконами, - погрозил бутылкой с самогоном Никодим, входя из кухни. Он нёс в руках три бутылки самогона, две зажав между пальцев правой руки, горлышками вверх, а в левой нёс ещё одну бутылку и миску мочёных яблок.
