«Если он прочел письмо, — думает сын, — он меня просто на медленном огне поджаривает, ждет, когда я заврусь окончательно, готовит мне ловушку. А если письмо не прочел, а только почтальон описал ему конверт, тогда победа на моей стороне. Но все же будем начеку».
Бриганте подымает голову.
— Надеюсь, ты этой девушке не пишешь ничего такого, что могло бы тебя скомпрометировать…
— Нет, отец.
— Помнишь, что я тебе по этому поводу говорил?
— Да, отец. Что бы я ни писал, я всегда помню о законе.
— А помнишь, что существует лишь один способ не сделать девушке ребенка?
— Да, отец.
— И она соглашается?
— Да, отец.
Не переставая строчить, Бриганте негромко хохотнул.
— Ох уж мне эти машинистки, — бросает он. — Девицы, живущие при родителях, не столь сговорчивы.
Воцаряется молчание. Франческо снова начинает рассаживать черные значочки на пяти нотных линейках.
Когда бал кончился, директор филиала Неаполитанского банка вернулся домой вместе с собственной женой. Жена дулась, потому что он все время танцевал с Джузеппиной. Пока жена молча раздевалась, он сидел в уголке на стуле. А когда она легла в постель, заявил:
— Пойду на площадь выкурить сигарету.
— Ты к той девке идешь! — крикнула жена.
— Я сказал — иду на площадь выкурить сигарету. Имею я право подышать свежим воздухом или уже не имею?
Он ушел и действительно встретился с Джузеппиной. И сейчас они целуются в тени аркады анжуйского крыла дворца.
Пиццаччо рыщет по городу, выполняя наказ Маттео Бриганте. Он заметил Джузеппину, целующуюся с директором филиала Неаполитанского банка. «Вечно она к женатым липнет», — думает он и даже отмечает это на ходу (в памяти, конечно), просто так, на всякий случай. Но Маттео Бриганте не давал ему приказа следить за этой парочкой.
На пятом этаже претуры бодрствует в своем кабинете судья Алессандро; теперь, когда донна Лукреция потребовала себе отдельную спальню, он и ночует в кабинете. Когда уже начнет рассветать, он приляжет на кушетку, стоящую под книжными полками.
А пока он пишет свой интимный дневник, пишет в общей тетради, и строчки то лезут вверх, то ползут книзу, потому что приступ малярии еще не окончательно прошел.
«…Никогда я не завершу моего труда. „Фридрих II Швабский как законодатель“, о котором я так часто беседовал с бывшей тогда еще моей невестой Лукрецией. Я один из десяти тысяч итальянских судебных чиновников, начинавших какой-нибудь труд, полный оригинальнейших идей, посвященный истории права, и ни разу еще не случалось, чтобы такой труд был доведен до конца. Мне просто не хватает дарования.
