– Меня?! Я! Я! – по равнодушным лицам экзаменаторов Андромеда поняла, что провалилась.
Она шла по улице, кипя злобой. Попыталась наступить на хвост безобидному голубю, чуть не пнула вовремя увернувшуюся кошку, швырнула томиком Чехова в пробегавшую мимо шавку (не попала!), с хрустом наступила на оброненные кем-то очки. Её, прирождённую артистку, будущую мировую знаменитость, унизили, оскорбили, не оценили. На глаза разъярённой Андромеде попалась тощенькая девочка с пёстрой банданой на голове. Повинуясь внезапному импульсу, неудавшаяся артистка схватила малявку за ручку и оттащила с тротуара за живую изгородь.
– Что вам надо, тетенька? – пискнула её жертва, пытаясь вырваться.
– Ты меня выслушаешь! – рявкнула Нина Заречная, скривившись в страшной ухмылке и загораживая собой проем между кустами. Она простёрла к единственной зрительнице руки с устрашающего вида накладными ногтями и загробным голосом начала: «Люди, львы, орлы и куропатки…»
Девочка слушала ее, вжав голову в плечи. Но на словах «страшно, страшно, страшно», произнесённых с пугающей патетикой, бедняжка вдруг решительно и быстро стянула с плеч рюкзачок и обрушила его на голову Андромеды Бзик. Та на ногах устояла, но зато замолчала и стала растерянно ощупывать травмированное место. Девочка порскнула прочь, волоча за собой рюкзачок.
Через пару десятков лет Муза Аполлонова стала известным психотерапевтом. Но, несмотря на отличную память, профессор Аполлонова никак не могла вспомнить, где же раньше видела она ту милую, женственную, невероятно талантливую актрису, безыскусная и искренняя игра которой несколько лет подряд заставляла её вечерами мчаться домой к телевизору и с замиранием сердца следить за перипетиями судьбы несчастной Пелагеюшки, не подозревающей о своём высоком происхождении княгини Моветон де Ларёк.
Первые летающие будильники появились благодаря британскому электронщику по кличке Соня. Спать он любил, делал это с удовольствием и умудрялся дремать даже во время ланча в ближайшем к работе фаст-фуде, запихивая в рот пересоленные кусочки чего-то жиросодержащего и нитратного. Несмотря на неподвижный образ жизни и картошку фри, был Соня тощ как щепка. Его русская бабушка однажды в сердцах произнесла странную фразу: «Два метра сухостоя!» Соня не понимал по-русски, но обиделся. Он же не виноват, что такая генетика: другая бабушка происходила из племени масаев. Она была вывезена в Англию маленьким и толстеньким белым дедушкой, который поклонялся ей как какому-то африканскому божеству и под угрозой развода, с некрасивыми истериками и высокими прыжками с растопыренными руками перед входной дверью, закрыл ей путь в фотомодели уровня когда-то блиставшей Наоми.
