Даже если он мог бы закрыть глаза на их внешность и поведение, у них нет крыльев. Как его ангелы могли переварить это?
— Где наши мужья? — спрашивает одна из женщин.
Она говорит на гортанном языке, который я бы не поняла наяву.
— Их приговорили к Преисподней за то, что они женились на Дочерях Человеческих, — он хорошо контролирует свой голос, но в нем проскакивают оттенки злости.
Они были его лучшими воинами и хорошими друзьями.
Женщины начинают плакать.
— Надолго ли?
— До Судного Дня, когда им вынесут приговор. Вы не увидите их снова.
Женщины рыдают в объятиях друг друга.
— А как же наши дети?
Раффи молчит. Как можно сказать матери, что он здесь затем, чтобы выследить и убить её детей? Он пришел на землю, чтобы избавить Хранителей от боли убийства своих детей. Даже если они нефилимы — монстры, которые едят человеческое мясо, — какое же это извращенное наказание для отца?
Он не мог этого позволить, особенно своим солдатам.
— Ты здесь, чтобы наказать нас?
— Я здесь, чтобы защитить вас, — он не планировал защищать жен.
Но Хранители просили его. Умоляли. Он не мог понять того, что его свирепые воины о чем-то умоляли, тем более за Дочерей Человеческих.
— От чего?
— Жены Хранителей будут отданы адским тварям. Они придут за вами сегодня ночью. Нам нужно увести вас в безопасное место. Пойдемте.
Я оглядываюсь вокруг на костюмы и на костер и понимаю, что это должно быть какая-то древняя версия Хэллоуина, когда монстры и демоны якобы бродили по улицам. И сегодня ночью они действительно придут.
Женщины, испугавшись, хватаются друг за друга.
— Я сказала тебе оставаться вне дел ангелов и богов, — сказала седая женщина, которая обнимает женщину моложе. Она одета в шкуру ягненка с мордой, которая опущена на её лоб. К морде прикреплены клыки, наподобие саблезубого зверя.
Раффи выходит из деревни.
— Вы можете пойти со мной или остаться. Я могу помочь только тем, кто хочет принять помощь.
Старая женщина подталкивает молодую в сторону Раффи. Другие идут следом, сбившись в кучу и спешат идти быстрее, как какой-то странный зверинец.
Музыка играет возле костра, когда они уходят от него. Темп ускоряется, и ритм пульсирует, пока женское дыхание не выравнивается в такт ему.
Лишь я думаю о том, что вот-вот грянет крещендо, как музыка останавливается.
В ночи плачет ребенок.
И внезапно замолкает, прямо на середине крика. Обрывается слишком резко, чтобы причина его остановки была естественной, и гнетущая тишина заставляет волосы на моем затылке встать дыбом.
