- А теперь он будет на меня молча глазами хлопать, - совершенно в другом стиле окончила она, всплеснув руками, будто мамаша, заставшая младенца за поеданием какашек.
Чуча все это время жалась в коридоре, оттуда и подала жалобно:
- Галь, может, выпьешь? У нас тут такоооое...
- Поехали домой! - проигнорировав Чучу, приказала Галя.
- Я не могу. Нельзя Варяга одного оставлять.
- Не поняла. Что значит – одного оставлять? И потом, ты ему в няньки, что ли, нанялся? Говорю, поехали!
- Галь, ты присядь. Катька пропала. Вроде как она от Варяга ушла...
- И поэтому ты тоже решил семью бросить?
- Галя, сядь! Вот я поэтому и не звонил! Так и знал, что будешь вопить, не разобравшись!
Галя смотрела на него тяжелым взглядом, прикидывала дальнейшую тактику.
- Варяг был практически невменяем, когда я пришел. Сейчас он спит, но надо быть рядом, когда проснется. Он весь дом разнес вдребезги, и хрен его знает, чего еще учудит.
- Что-то я не заметила ничего, разнесенного вдребезги.
- А ты в комнату зайди.
Галя отправилась комнату, щелкнула выключателем. Вернувшись через минуту, присела к столу.
- Ничего себе...
Чуча осторожно пробралась на свое прежнее место. Снова защебетала канарейка. Присутствующие переглянулись. Левушка пошел открывать. Вернулся он с Аленой и Глебом. Алена сыпала вопросами о случившемся и информацией о последних двух часах своей жизни, сделав в том числе заключение о глобальной несовместимости еврейского организма с крепким алкоголем. Затем она в свою очередь поахала в гостиной, и все сели за стол – бедовать над вечными русскими вопросами.
Бедовалось отлично. Никто ничего не понимал и предложить ничего не мог. Отрывистые реплики всасывались в ночную тишину, как подсолнечное масло в мягкий хлеб. Ночь повернула на утро – приближался таинственный час Брэдбери. Но ни позднее время, ни отсутствие конструктивных идей, ни даже явное желание одиночества, которое овладело каждым, не могли сегодня заставить людей разойтись по домам. Они чувствовали, словно липкую паутину на лице, невозможность разорвать сложившийся круг. И каждый, желая встать, продолжал сидеть, хоть и не знал, зачем. И каждый тайком мечтал, чтобы кто-нибудь другой встал первым. Или чтобы кто-нибудь извне вошел и нарушил тягостную статичность. И мечтанья были исполнены – лежащий на столе мобильник Чучи ожил и завибрировал.
- Вот потеха, если это Нелюбов, - сказала Чуча с нервным смешком.
Но это, в духе дня, был не Нелюбов.
