— Спасибо.
— На здоровье. Как зовут?
— Лев.
— А фамилия?
— А вам какое дело?
— Да просто вежливость, — сказал он. — Например, если я с кем-нибудь знакомлюсь, я говорю: «Добрый вечер, меня зовут Николай Александрович Власов, друзья называют меня Коля».
— Да вам просто хочется узнать, еврейская у меня фамилия или нет.
— А еврейская?
— Да.
— Ага. — Он удовлетворенно вздохнул: инстинкт его не подвел. — Спасибо. Даже не знаю, чего ты так боишься ее называть.
На это я не ответил. Если он не знает чего, нет смысла и объяснять.
— И за что ты здесь? — спросил он.
— Поймали. Дохлого фрица обирал на Воинова.
Военный встревожился:
— Фрицы уже на Воинова? Началось?
— Ничего не началось. Он летчик с бомбовоза. Выбросился с парашютом.
— Наши сбили?
— Мороз его сбил. А вас за что?
— Да по глупости. Думают, я дезертир.
— Чего не расстреляли?
— А тебя чего не расстреляли?
— Не знаю, — признался я. — Сказали, что я «как раз капитану».
— А я не дезертир. Я студент. Я диплом защищал.
— Да ну? Диплом? — Никогда у дезертиров не бывало глупее предлога.
— «Трактовка "Дворовой псины" Ушакова сквозь призму современного социологического анализа». — Он подождал, что я на это отвечу, но мне сказать было нечего. — Знаешь такую книгу?
— Нет. Ушаков?
— Образование в школах стало ни к черту. Из нее куски надо заучивать наизусть. — Говорил он, как брюзгливый старый профессор, хотя даже с первого взгляда мне стало понятно, что ему от силы лет двадцать. — «На бойне, где мы поцеловались впервые, воздух еще смердел кровью агнцев». Первая строка. Есть мнение, что это величайший русский роман. А ты про него ни разу не слышал.
Он притворно вздохнул. Минуту спустя я услышал, как что-то странно царапается. Словно крыса точит когти о тюфяк.
— Это что? — спросил я.
— Хм?..
— Не слышите?
— Это я пишу в дневник.
С открытыми глазами в такой тьме я видел не больше, чем с закрытыми, а этот сидит и пишет в дневник. Ну да, карандаш по бумаге царапает. Через несколько минут дневник захлопнулся, и мой сокамерник, судя по шороху, сунул блокнот в карман.
— Я умею писать в темноте, — сказал он и легонько рыгнул. — Есть у меня такой талант.
— Заметки к «Дворовой псине»?
— Именно. Чудно, а? Глава шестая: Радченко на месяц попадает в «Кресты», потому что его бывший лучший друг… Нет, не стану ничего выдавать. Но должен признаться, сюда меня, похоже, привела судьба. Я побывал везде, где был Радченко, — во всех ресторанах, театрах, на кладбищах… по крайней мере, тех, что сохранились. А вот здесь еще не доводилось. Критики утверждают, что пока не проведешь ночь в «Крестах», не поймешь и Радченко.
