В любой другой женщине маркиз мог заподозрить подавленность горем, некоторую эмоциональную блокировку, во время которой женщина находилась в состоянии эмоционального отрицания, запрета на выражение и освобождение от горя и скорби. Но Вокс жили эмоциями. Они твердо знали, что полностью погружаясь в событие и не стесняясь давать волю своим эмоциям, только так они могли выжить здесь и сейчас. Свидетельством тому служила бурная сцена, устроенная Летицией сегодня во второй половине дня. Вот что происходило с Вокс. Они все как один были целеустремленными, захваченные своими эмоциями и переживаниями.
В данный момент Летиция должна была испытывать печаль, но не было ни одного признака, ни одного намека, ни одной эмоции, указывающей на нее, когда она подняла глаза на его лицо и подала руку, приветствуя его, склонившегося перед ней. Ее ясные холодные глаза встретились с его нерешительным взглядом; чтобы выиграть время дабы выбрать новую линию поведению, он повернулся для того, чтобы поприветствовать ее тетушек.
Леди Констанс приподняла бровь.
- Летиция упомянула о том, что обратилась к вам за помощью в поисках Джастина. Конечно, учитывая обстоятельства, нельзя сказать, что континент для него является лучшим местом, но все же хотелось бы знать, где он находится.
- Чепуха! – махнула в сторону рукой леди Амаранта. – Он должен вернуться и предстать перед судом. Даже если это не так, даже если кто-то оговорил его.
Кристиан моргнув, посмотрел на Летицию, не зная как реагировать. Она быстро встала.
- Извините меня, тетушки, я должна срочно поговорить с Дерном.
- Конечно, дорогая, - ответила леди Констанс. – Но потом мы должны обсудить похороны.
Пообещав вернуться и обговорить данный вопрос, Летиция схватила его за руку и повела в угол комнаты. Кто – то постоянно останавливал их, чтобы выразить свои соболезнования, на которые она отвечала с преобладающим в ней спокойствием, однако им все же удалось достичь своей цели за достаточно короткий промежуток времени. Удивительно, но не одного из тех, кто с ней разговаривал, казалось, не взволновало, отсутствие внешнего проявления ее горя.
Повернувшись, чтобы встать рядом с ней и наблюдать за гостиной, он с трудом сдержался от того, чтобы без обиняков спросить любила ли она Рэнделла. Этот вопрос не давал ему покоя, но он не был уверен, что хочет услышать на него ответ. Он всегда предполагал, что она была по уши влюблена в своего супруга; во всяком случае, это единственное объяснение, которое он смог найти, объясняющее, почему она нарушила обещания, которые они дали друг другу. Она пообещала ему, что будет ждать его, ждать пока он не вернется с войны, что она не будет принадлежать никому другому, что любит только его.
