Придя в литературу и став литсотрудником, Игорь заявил о себе несколькими изящными вещицами, заставив многих задуматься над теми гранями его творчества, кои ясно, а порою и выпукло, показывают наличие у автора немалого таланта. Литературоведческие эссе, например, потрясли меня, грешного, очаровав филигранностью изложения и ошеломив намеком на проделанный титанический труд исследователя.
Итак, Фролов, нигде не рисуясь и ничем особо не выделяясь (кроме потенциального и еще не раскрытого, но готового вот-вот распуститься таланта-бутона), тихо-мирно разбросал вокруг себя несколько великолепных жемчужин и, знай себе, посматривает с лукавой усмешкой: а чем-то оно еще обернется?..
Юрий Горюхин занялся писательским ремеслом (а точнее не ремеслом, а самым настоящим подвижничеством, ибо литература – это служение Слову, а оно, как мы знаем, было Богом) – во всяком случае, занялся им публично – тоже довольно-таки поздновато. До этого Юра получал техническое образование, трудился в каких-то организациях в качестве то ли инженера, то ли еще какого там технаря, и вот… сломав свою Карму (или это Карма сломала его), сразу прыгнул в дамки – поступил и окончил пресловутый литинститут им. Горького. После его взял под свое крыло Юрий Андрианов. С тех пор Горюхин – ответсек «толстого» литжурнала «Бельские просторы» и кроме всего прочего финалист двух престижных столичных литпремий – имени Белкина и Казакова.
Как и Фролов, Горюхин – человек тихий и незаметный, а еще как бы аккуратный. Отточенный слог, выверенность действий всех персонажей, четко продуманный и выписанный сюжет, отсутствие всяких-разных замутнений и завихрений типа экспрессии, психологизма и рефлексий – все это характеризует Горюхина-беллетриста. И такой стиль вроде как ко двору – к московскому литературному двору. Только сдается мне, что Юра самого себя как творца пока что еще не нашел и пребывает ныне в перманентном недовольстве собой, отнюдь не удовлетворенный своей аккуратистской словесностью, которая ему самому, как кажется, обрыдла и стала вызывать горькую отрыжку.
Всеволод Глуховцев – еще один тихоня и себе на уме. Был технарем, стал философом (тоже поворот судьбы), да еще и пишет. Мнит себя эстетом, а под пером его выходят разные саспенсные страшилки и чернушные истории. Но, ради справедливости, следует отметить: не только! Как бы то ни было, а на сегодняшний день Сева среди нас единственный, у кого в первопрестольной в самом крупном издательстве – АСТ – вышла книга (правда, совместная с Самойловым), и еще несколько вещей опубликованы в столичных сборниках. Всеволод звезд с неба не хватает, медленно, но верно (целенаправленно – выражаясь философски) движется к процветанию и творческому успеху. Ему не достает языково-слоговой яркости Байкова, идейно-проблематической неистовости Леонидова и цветисто-богатой образности-метафоричности Фролова.
