Уфимская литературная критика. Выпуск 6 | страница 42



Говорить о так называемых мэтрах (50, 60, 70 и более лет возрастом) стало уже признаком дурного тона – о них, дескать, и так уже сказано-пересказано более чем достаточно. Писать о молодых да ранних (двадцатилетних) тем более не пристало – росточком не вышли. Остаются мои сверстники и соратники – то бишь младомэтры (30–40 лет от роду).

Вот о них-то, младомэтрах, и поведу речь, сразу оговорившись, что сия категория включает не просто любых писателей указанного возраста, а именно – состоявшихся и явно одаренных творчески. Ибо тридцати– или сорокалетних графоманов и мелкотравчатых литераторишков (как и других возрастов, впрочем), что называется, пруд пруди.

Итак, относительно молодые уфимские витии и мастера пера: Эдуард Байков, Александр Леонидов, Игорь Фролов, Юрий Горюхин, Всеволод Глуховцев, Денис Лапицкий, Анатолий Яковлев, Ренарт Шарипов, Расуль Ягудин и Айдар Хусаинов. Вот те члены-величины уравнения, определяющего, кто есть кто в нынешнем уфимском литературном раскладе.

Почему я в самом начале заикнулся о водоемах? Да потому, что водоемы в своем иносказательно-символическом смысле являются «местами обитания», пристанищами литераторов. Это чистой воды (опять водная стихия!) метафора – не более того. Но и не менее!

Фролов, Горюхин, Глуховцев и Лапицкий – люди как бы тихие, спокойные, подчас незаметные. Они отнюдь не ораторы, не затейники-массовики и тамады и, боже упаси, не шумные бунтари и «пламенные революционеры» – «шашками» не машут и «маузерами» не стращают. Чего не скажешь об остальных из поименного списка. Но обо всем по порядку.

Игорь Фролов пришел в литературу незаметно (и далеко не сразу). До этого он вполне успешно делал массаж разным частям тела жителей нашего славного града – в особенности умело у него это получалось с женской половиной клиентуры (что лишний раз подтверждает его традиционную и весьма здравую сексуальную ориентацию – браво, Игорь!). а еще до этого (опустив трудовую деятельность на ниве сторожевой службы) Фролов был воином, солдатом, хлебнув всех «прелестей» и прочих гнусностей войны сполна и отнюдь не в виртуальном плане. Игорю посчастливилось (вот так, без кавычек) застать ту самую, теперь уже легендарную Афганскую кампанию. Опыт этот ему, конечно, пригодился и пригодится еще не раз – в литературном творчестве. К примеру, один из его лучших, на мой взгляд, рассказов «На охоте» целиком построен на воспоминаниях и аллюзиях о той войне – где он с высоты бреющего, или какого там еще, полета вертолета рассматривал и расст… но сомкнем уста – sapienti sat.