— Дай погадаю! Всю правду скажу! Бесплатно, как родному!
— Бесплатный сыр в мышеловке, а правда мне не нужна! На других тренируйся!
Цыганка ни на мгновение не растерялась:
— Темно у тебя впереди. Смерть родственника, потери, но спасет все любовь!
— Ты хоть знаешь, что это такое — любовь?! — взвился Валерий.
Он резко встал, тетка растерянно хлопала глазами, силясь вникнуть в смысл его слов.
Вот они, шесть месяцев, отдай и не греши! Уже десять дней, как проводила Маринку, судя по sms-кам, у нее все «зашибись». В больнице все идет, как по накатанной дороге, где вместо путевых вех — медицинские процедуры, а пункт назначения — выписка. Хорошо, когда рядом доктора, с ними спокойнее, да Лада уже настолько привыкла, что уходить боязно.
Врачиха лечащая, бабка-ёжка, с наигранной бодростью объявила:
— Анализы у вас хорошие, состояние можно считать удовлетворительным. Будете долечиваться дома, схему я вам составлю.
— Постойте! Как удовлетворительное, остаточные… Перебила властно, как учительница нашкодившую первоклашку:
— Это мы с вами обсуждали. Свое дело мы сделали, процесс купировали. О дальнейших прогнозах не могу ничего сказать. Лечите, старайтесь, у детишек компенсаторные возможности велики, — и встала. Мол, разговор окончен.
Хорошо говорит, спокойно: «прогноз»…Будто речь идет о погоде на завтра. Так что извольте зафиксировать убытки — и айда в новую жизнь! Где она — новая, где она — жизнь?
Глава 9
Снова дома. Так жить нельзя!
Дома затхлый, холодный дух покинутого жилья. Понятно, Валерка хозяйством не занимался, забегал переночевать да второпях перекусить. Лишь один раз убрал, когда деда спровадил, вроде как дезинфекцию проводил, дали в диспансере какие-то таблетки хлорки. Мол, вам надо, вы и делайте. Он постарался, но не очень, ведь худшее уже произошло. Из-под толстого слоя пыли тупо лыбится кот с циферблата часов, тускло поблескивают звездочки на обоях, как залежалая мишура через полгода после елки. Под ногами липнет давно не мытый пол. Эх, развернуться бы здесь, повыкидывать все, обставить по-новому! Но нет сил даже прикоснуться к этим вещам.
Мама, приехавшая помочь, видела Ладину растерянность:
— Я тут наведу порядок! Ты отдыхай!
Дочь, молча, кивнула и подумала: «Хотелось бы посмотреть! "Освобожденная отбыта женщина" с тряпкой, прикольно! Это не то, что выпендриваться на тусовках!» Откуда берется злость? Да еще к милой, обаятельной маменьке, никому зла не желавшей. А что такая веселая?! Так в программе у нее записано, без этого никак. Сейчас ей тяжко, жизнерадостность внутрь загонять приходится, чтобы бездушной не выглядеть. Вид, как у нашкодившей девчонки, старается изо всех сил полезной быть. Тряпку с трудом где-то разыскала, о венике вспомнила, сунулась под раковину, там ведро давно не вынесенное, с горкой. Скомканные бумажки на пол покатились, мамашка растерялась: не брать же их холеной, наманикюренной лапкой. Про пылесос вспомнила, вопросительно так глянула… «Нет! — отчеканила Лада. — Этот номер не пройдет!» Надо же — жизнь прожить и элементарных вещей не научиться делать! Или это дар такой — других использовать? Сначала бабка, потом мужья, домработницы, все носились с ней, как с маленькой. Ну да ладно, перчатки резиновые нашла, дело стронулось с мертвой точки. Себя преодолела ради дочки! Это ли не любовь? Она хлопотала и щебетала без умолку. Все о пустяках, об Артошке ни слова, будто его нет. Может, для нее это и вправду так? Лада прислушивалась к болтовне, вникала, ее затягивало. Возможно, так и надо жить — легко, красиво, с «рюшками и финтифлюшками». Неожиданно для себя согласилась на парикмахерскую. А что? В новую жизнь — с новой головой!
