— Совершенно верно, — ответил Тербовен. — И время между приемом мыслей и их отдачей, кроме всего прочего, обусловливается техническими возможностями. Прежде чем производить облучение второго пациента, магнитофонная лента должна быть переведена в первоначальное положение.
Послышался скептический голос Роньяра.
— Скажите, Тербовен, а вы вообще сможете найти желающих для такого рискованного опыта?
— Разумеется, смогу. Все мои усилия до настоящего момента сводились к тому, чтобы как можно меньше людей было посвящено в это дело. И это совершенно не было связано с вопросом, опасны или нет для них эти опыты.
— Я тоже так думаю! Я бы никогда на это не отважился, — решительно заявил редактор и посмотрел на Бергера и Хофстраата, словно ожидая их подтверждения.
— Добровольно предоставить себя для подобных опытов решатся, разумеется, немногие, — заметил Хофстраат. — Но ведь настоящая ценность изобретения заключается в том, что мысли человека можно прочитать таким образом, что он этого и не заметит. — И далее, словно рассуждая сам с собой, он продолжал: — Я хорошо себе все это представляю: если тому или другому человеку говорят, что его мысли регистрируются, то он, естественно, соберется и начнет думать о чем-нибудь незначительном и безобидном.
— Это, кстати, очень непросто, — с уверенностью заявил Петер. — Я проводил опыты по этой части. И оказалось, что очень трудно оставаться при заданной мысли, а вообще ни о чем не думать — невозможно.
Бергер противостоял:
— Но ведь несколько минут, наверное, все-таки можно думать об одном и том же!
Роньяр при этих словах звонко рассмеялся.
— Несколько минут! Об одном и том же можно думать несколько часов! У меня была подружка, она могла — и в этом я могу поклясться — целыми днями твердить одно и то же: «Мне нужно серо-голубое вечернее платье! И серьги с бриллиантами!»
Хирург проворчал недовольным тоном:
— Опять одна из ваших подружек!.. Для того, чтобы сконцентрировать мысли на чем-то одном, нужно систематически тренироваться, как это делают индийские факиры.
