— Хорошо, — у меня отлегло от сердца. Странность — это не такой уж страшный порок. — Зинаида Михайловна, вы можете нам рассказать, что насторожило вас в поведении Степаниды Степановны?
— По большому счету, и рассказывать нечего. Я заметила, что с ней что-то не так, давно, а если быть точной, с вечера среды. У нас прошлая среда вообще сумасшедшей была.
— Что так? — подстегнула к разговору Зинаиду Алина.
— День заезда.
— Очень хорошо! — горячо воскликнула Алина.
— Что же в этом хорошего? — удивилась Мишина.
— Я к тому, что мы потом непременно вернемся к проживающим в доме отдыха. В смысле, вы нам обрисуете каждого из них.
— А разве я могу знать каждого?
— Ну хотя бы кто запомнился.
— Если только так, — согласилась Зинаида и опять опустила ноги в тазик, решив, что впереди разговор долгий и она вполне успеет распарить ноги. Долив горячей воды из чайника, она попросила нас напомнить: — Что рассказывать?
— Начните с того, почему вам Степа показалась странной, — помогла я Мишиной.
— Вы ее Степой называете? — ухмыльнулась она. — А что? Подходящее прозвище.
— Это не прозвище, это имя, — обиделась я за Степу.
— Ну да, ну да. — Зинаида сморщила лоб, вспоминая, что ее насторожило в нашей родственнице. — Вспомнила! Вы приехали в прошлое воскресенье. Точно! Я как раз в то утро напарнице смену сдавала. Я работаю сутки через двое. То есть я дежурила в прошлую субботу, потом во вторник и вчера, значит. А в остальные дни я подрабатываю в столовой официанткой. Так что отдыхающих вижу часто. Так вот, еще во вторник она была вполне нормальной женщиной.
Я гневно сверкнула глазами — что себе позволяет эта Мишина?
— Ой, простите, не хотела затронуть ваши чувства, — спохватилась Зинаида. — Я хотела сказать, она была как все заботливые мамаши или бабушки. Наседка за своими цыплятами так не ходит, как она их сторожила. Куда они, туда и она следом семенит с книжечкой под мышкой. Они на площадку спортивную побегут, она на трибуну усядется. Они на качели, она на лавку рядом. И одевалась так, как обычно у нас тут ходят — сарафан или платьице. Панамка на голове. А после среды она сильно изменилась. То спортивный костюм в самую жару напялит, то бандану на голову повяжет. А раз вообще на высокие каблуки влезла. Что ни день — на себя не похожа. До этого вообще без косметики ходила, а после среды глаза подвела, румянами щеки покрыла. Не узнать! Кстати, сколько ей лет? Я так и не смогла определить ее возраст. Когда на губах даже помады нет, и все пятьдесят можно бабе дать. А как подкрасится — тридцать пять лет, может, чуть больше.
