так ведь?
Погиб бы, сражаясь за правое дело.
Я не стала петь со всеми. Во рту у меня пересохло, а песенку «Он славный малый» я всегда терпеть не могла.
После многочисленных страстных речей у меня возникло убеждение, что бедного Нельсона Манделу надо выпустить из тюрьмы немедленно. Я тоже закричала вместе с толпой: «Свободу Нельсону Манделе!» Я даже вскинула вверх руку, правда не сжав ее в кулак, как делали многие вокруг меня. Когда толпа рассеялась, я еще острее ощутила холод и голод. Теперь меня больше занимала я сама, чем Нельсон Мандела. Я вернулась на площадь и стала быстро шагать по ней, чтобы согреться. Лысая девица, которую я заметила раньше, подошла ко мне и сказала:
– А понимаешь ли ты, сестра, что твоя трогательная попытка, измазав себе лицо, выразить сочувствие темнокожим, для них глубоко оскорбительна, поскольку говорит о покровительственном отношении?
– Это копоть, – сказала я.
– Вот именно, – откликнулась она. – Кое-кто ведь называет их «копчушками».
– Я так не называю.
– А ты как? – ухмыляясь, спросила она.
Вокруг стали собираться ее приятели. Некоторые щелкали фотоаппаратами.
– Я их называю так, как их зовут, – сказала я.
– А всех вместе ты их как называешь?
– Никак я их больше не называю, – ответила я. – Что ни скажи, все звучит обидно. Если вы дадите мне кусочек мыла и посоветуете, где можно бесплатно помыться горячей водой, я смою копоть. Мне тошно ходить с чумазым лицом.
– Ага. Не можешь этого вынести, да, сестра? Что ж, теперь ты знаешь, каково жить в расистском обществе.
Пестро одетый парень, которому вера запрещает мыть и стричь волосы, заплетенные в тугие косички, громко засмеялся и сказал:
– Да брось ты, Лыска. Тебе-то откуда знать, каково это? Ты же сама белая, как простыня, вымоченная в отбеливателе. Или ты давно в зеркало не гляделась?
Лысая голова девушки ярко вспыхнула.
– Ты чересчур терпим, Кенрой, – сказала она. – А мне обрыдло лезть за тебя в драку.
Улыбка сползла с лица Кенроя.
– Слушай, лапочка, я все хотел тебе сказать. Я люблю, когда у моих женщин на голове есть волосы. Надоело мне просыпаться по утрам рядом с голым черепом. Если мне взбредет полюбоваться черепом, я ведь могу сходить в Британский музей.
Зрители, столпившиеся вокруг, ахнули. Кенрой пожевал губами и крикнул:
– Пока, Лыска, я потом зайду, заберу свой «сони» и носки.
Девушка бросилась за ним, он повернулся, и они обнялись, он любовно гладил ее лысую голову, а она целовала его в шею.
