Последняя мысль меня особо задела. Все внутри противилось этим словам. Нутро выгибалось в протесте. В ушах терся этот звук «гибшшш», словно кусок горячего металла окунали в холодную воду. Меня вон тоже окунули в холодное и что же?! Возможно, я сошел с ума, но теперь у меня появилась надежда.
Так что – надежда или стабильность? Трудно найти решение в ночной комнате. В утренних сумерках все решения серы. Так ничего не придумав, я побрел в ванную.
Зеркало услужливо указало на бессонную ночь и недавнее похмелье, которое благополучно минуло под обезболивающим. Сейчас, в пять сорок семь, из зеркала смотрел уставший человек, с синяками под глазами и истерзанным лицом. На работу идти рановато. Или слишком поздно? Я отправился спать.
Проснулся днем. Шел снег, тут же превращаясь в черные лужи. Под окном буднично трещали автомобили, шлепали шаги прохожих. Жизнь была там, за окном, всего-то нужно сойти к ней, спуститься на несколько этажей. Но что, если это вовсе не жизнь?
Что, если течение осталось там – вместе с голосом Марины, а это, заоконное бытие – лишь туманные призраки берега, на который меня выплеснуло? Как быть, если больше не веришь в реальность? Где найти точку нового отсчета после года тусклого, бесплодного ожидания?
Для начала этой самой точкой мог стать завтрак. Я был голоден. В холодильнике нашлась явно несвежая колбаса, вздувшийся пакет молока и банка рыбных консервов. Я вытащил заначку сторублевок, спрятанную под галстуками (неужели мне придется одевать их еще когда-нибудь?) и направился в магазин.
Шаги текли по ступеням, воздух стремился раздвинуться, стены, казалось, светились изнутри. Всего несколько часов в родной постели, а я уже ощущал себя совершенно иначе. Никаких голосов, никаких видений. Вывеска магазина уже проглядывала сквозь снег, который мягко падал, не надеясь ничего изменить. Жизнь шла.
У входа, скорченная в ознобе, стояла знакомая попрошайка – тетя Валя. Обычно вытянутые, сегодня ее руки были всунуты в карманы истрепанного грязно-малинового пальто. Когда я прошел мимо, тетя Валя старательно отвела взгляд, демонстративно не глядя на меня, два года подряд щедро сыпавшего ей монеты со сдачи.
Что ж, если жизнь, то жизнь. Я прошелся вдоль полок в поисках бутербродного содержимого. Нестерпимо хотелось пряной ветчины, соленых корнишонов, а еще жгучей горчицы, которой можно будет вдоволь промазать куски черного хлеба. Нашлось все, и даже сыр в пластиковых пеленках выглядел свежим.
