Он и сам был для нас загадкой. Часто в беседах он мешал неизвестный нам воровской жаргон с трудными техническими терминами; он то казался типичным преступником по разговору, выражению лица и манерам, то вдруг перед нами появлялся культурный и благовоспитанный джентльмен, философ или ученый. Иногда в нем пробуждались какие-то порывы искренности, настоящего чувства, но они исчезали раньше, чем я мог их уловить. Иногда мне казалось, что он постоянно носит маску, и только по легким признакам под ней угадывался тот человек, каким Лейт был раньше. Но маска никогда не снималась, и подлинного Лейта мы не знали.
– Как же это случилось, что вы получили два месяца тюрьмы за попытку приобщиться к журналистике? – спросил я. – Оставьте Лориа в покое и расскажите.
– Что ж, если вы настаиваете…
Он сел, положив ногу на ногу, и с усмешкой начал:
– В городе, который я не назову, в чудесном, красивом городе с населением в пятьдесят тысяч, где мужчины становятся рабами ради денег, а женщины – ради нарядов, мне раз пришла в голову одна идея. Я имел еще тогда приличный вид, но карманы мои были пусты. И вот я вспомнил одну свою статью, в которой Когда-то пытался примирить Канта со Спенсером. Конечно, вряд ли это было возможно, но… область научной сатиры…
Я с нетерпением махнул рукой, он прервал свои рассуждения.
– Я просто хотел описать мое умственное состояние в то время, чтобы вам стало ясно, чем был вызван мой поступок, – объяснил он. – Итак, в мозгу у меня родилась идея написать статью в газету. Но какую тему может выбрать бродяга? «О непримиримости противоречий между Полицейским и Бродягой», например. Я отправился в редакцию газеты. Лифт вознес меня к небесам, где цербер в лице анемичного юноши-курьера охранял двери редакции. Взглянув на него, я сразу понял: у этого мальчишки-ирландца, во-первых, туберкулез, во-вторых, он обладает огромной силой воли и энергией, в-третьих, жить ему осталось не больше года.
– Бледнолицый юноша, – сказал я, – молю тебя, укажи мне путь в «святая святых», к его редакторскому величеству.
Он удостоил меня только презрительным взглядом и с бесконечной скукой в голосе произнес:
– Если вы насчет газа, обратитесь к швейцару. Эти дела нас не касаются.
– Нет, моя белоснежная лилия, мне нужен редактор.
– Какой редактор? – огрызнулся он, как молодой бультерьер. – Театральный? Спортивный? Светской хроники? Воскресного выпуска? Еженедельника? Ежедневника? Отдела местных новостей? Отдела телеграмм? Какой редактор вам нужен?
