За Мачин – майорский чин.
За Кобылку и Брест – Георгия крест.
За Прагу – золотую шпагу.
За долгое терпенье – сто душ в награжденье.
Екатерина».
– Будет доволен? – спросил Суворов.
– Еще бы, ваше сиятельство!
– Возьми отошли. Эй, Прошка, раздеваться!
Из-за портьеры бесшумно появился придворный лакей, важный, точно министр.
Суворов подбежал к нему:
– Что прикажете?
– Для услуг вашего сиятельства.
Суворов окинул его с ног до головы. В таких белых перчатках помогать стаскивать ботфорты?
– Милостивый государь, возвратитесь в свою комнату. А мне прошу прислать моего мальчика!
И, повернувшись, быстро подошел к камину. Сел на корточки, протянул к огню руки:
– Хорошо. Тепло. А на дворе, Петр Никифорович, морозина – градусов двадцать пять!
Послышались знакомые – не лакейские, осторожные, – а твердые Прошкины шаги. Дверь отворилась, и предстал главный камердинер Прошка.
Он был необычайно торжествен, выбрит и чист. Мундир застегнут на все пуговицы, ни один рукав не вымазан в известке, лицо лоснилось, точно его смазали салом.
Дворцовая обстановка – люстры, гобелены, золоченая мебель – не смущала Прошку. Стесняло одно – выпиравшая, рвавшаяся изнутри икота. Сдерживался, подавлял ее.
– Вот это – иной разговор! Вот это – солдат. А то напудренный маркиз в белых перчатках станет снимать с меня сапоги!
– Лакеев полон дворец, а надобно меня тревожить… А еще – «мальчик». Какой я «мальчик»? Я главный камардин! Мне сорок годов, – выпалил одним духом и потом уже, прикрыв рот рукой, икнул Прошка.
– Ну, насчет сорока годов ты это, брат, своей куме рассказывай, – рассмеялся Суворов. – А гляди-ка, Петр Никифорович, как наш Прохор Иваныч в столице похорошел, а? – повернул он Прошку за рукав. – Красив, помилуй Бог, красив!
Прошка не устоял против лести – усмехнулся.
– Давайте, – икнул он, – лучше мундер, чем глупости-то сказывать, – подавил он благодушное настроение.
Он бережно снял мундир и повесил его.
Суворов сел в кресло, подставил Прошке ногу. Прошка привычно стянул ботфорт.
– Ну, что жена-то, Катюша, здесь? Видал уж? – подмигнул Ивашеву Суворов.
Прошка ухмыльнулся:
– Здеся.
– Как она? Все такая же толстая?
– А что ей делается?..
– Угощал?
– Угощал.
– Пряников, сладкой водочки поднеси. От меня, слышишь?..
– Премного благодарен, – икнул Прошка. – Поднесу.
Он надел барину туфли.
– Принеси варенья и воды. А их высокоблагородие ужинали? – показал он на Ивашева.
– Я сыт, ваше сиятельство. Благодарствую! – поспешил ответить Ивашев.
