Он очень хорошо знал, чем может обернуться не ко времени сказанная резкая фраза в адрес того или иного высокопоставленного лица. Или просто крупного предпринимателя. Примеров тому он знал, предостаточно. Анисимов вовсе не хотел становиться еще одним «героически погибшим борцом за правое дело».
Олег Евгеньевич считал, что свое дело, однозначно — правое, он и так добросовестно исполняет, вместе с большинством журналистов. Найдя разумный компромисс между тем, что можно говорить, и тем, разговор о чем чреват серьезными последствиями, Анисимов иногда ходил по самому краю пропасти… Но никогда не заносил ногу над бездной. Край — это еще не падение. Обладая определенными навыками и не боясь высоты, человек способен ходить по краю очень долго и при этом не упасть. Анисимову такое удавалось.
Убийство Игоря Маликова являлось, конечно, тем событием, обойти которое вниманием Анисимов не мог. Этой истории ему должно было хватить надолго. Олег Евгеньевич неплохо представлял себе расклад политических сил накануне выборов и понимал, что концы в этом деле спрятаны настолько глубоко, что он до них не доберется никогда. Точнее, с его-то энергией добраться до них можно, только вот возникал вопрос — а нужно ли?
Может быть, лучше на определенном этапе остановиться — раскрыть сильные карты заказчиков преступления, но ни в коем случае не засвечивать козырей и джокеров? Такие вещи в подобных играх не прощаются: за это не бьют канделябрами по голове, а убивают сразу. Никакая крыша и никакие связи не помогают избежать расплаты за посягательство на «основы государства», на «столпов», которые держат всю эту трещащую по всем швам страну, цементируют ее, не дают развалиться, рассыпаться на никому не нужные и не имеющие никакой самостоятельной ценности осколки… В общем, на них замахиваться нельзя ни в коем случае.
Анисимов сидел в кабинете Бурого и смотрел, как бандит «забивает косяк».
«Пиджак нацепил за восемьсот баксов, — думал журналист, — а манеры такие, словно только что из помойки выполз. Ну и жлоб!»
— Ну че там, писатель? Че надумал? — спросил, справившись наконец с папиросой, Бурый.
— Да вот, Сергей Петрович, хочу снять вас для своей передачи.
— Меня? Ты че?
— Да ниче!.. — Анисимов мог себе позволить, опять-таки до определенного предела, некоторые вольности в общении с бандитом. Не входя в круг подчиненных Бурого, Анисимов соответственно не подчинялся общей субординации. Понятно, что грубить этому отмороженному типу он не стал бы ни за что, но вот так, «шутейно» передразнить — это Бурому даже нравилось. Никто, кроме Анисимова, не говорил с ним подобным образом, якобы на равных: либо лебезили перед ним, тупо кивая на каждое его слово, либо приказывали, вынуждая и его так же тупо кивать. Нишу в промежутке между начальниками и подчиненными занимал Анисимов.
