Понятие «коррупция» в те годы (как и многие другие понятия, вошедшие в обиход после начала перестройки) применялось лишь по отношению к странам капиталистическим, к Западу, с его безработицей, угнетением трудящихся, нарушением прав человека и прочее, и прочее — вместе со всей остальной лапшой, которую вешала на доверчиво подставляемые уши советских граждан отечественная, крепкая, добротная, за долгие годы советской власти выверенная и отточенная пропаганда.
Однако коррупция — это было именно то, чем занимался в институте Маликов. Неожиданно для всей администрации он повязал руководителей института путами покрепче всяких веревок, и даже цепей, сделав самого себя незаменимым и важным. Не таким, конечно, важным, как ректор или как декан факультета, но ведь и ректор был охвачен его деятельностью, и декан, не говоря уже о более мелкой сошке…
Кто бы мог предположить, что выгоднейший для института подряд на строительные работы — на Ленинградском Металлическом возводили новый цех — умудрился выбить не кто иной, как студент четвертого курса Маликов? Ректор, отчетливо понимающий, что власть принадлежит в институте только ему, и никому больше (хотя бы номинально, но принадлежит), и слышать не хотел о Маликове, на людях рубил ладонью воздух, пресекая всякие упоминания о шустром студенте — комсомольском активисте, ворочающим институтскими финансами. Однако встречался с Игорем в приватной обстановке и обсуждал предстоящие работы.
Ушлый студент вызывал у него двойственные чувства. С одной стороны, ректор удивлялся его изворотливости и несомненному таланту устроителя, организатора, руководителя, с другой — испытывал к Игорю острую неприязнь. Иногда ему казалось даже, что он завидует Маликову, с легкостью решавшему вопросы, над которыми билась администрация института, да и сам ректор, долгие годы.
«Чего он хочет? — думал ректор. — Что ему надо? Какова его цель? Может, просто денег хочет много зарабатывать? Не похоже».
После откровенного разговора с Маликовым ректор успокоился. Он не мог сказать себе, полностью ли открылся перед ним вожак комсомольских дружин и душа стройотрядов, но что тот был честен хотя бы наполовину, сомнений не вызывало…
— Просто зуд у меня какой-то, — говорил Маликов. — Когда я вижу, как все разваливается…
— Что ты имеешь в виду? — быстро спросил ректор. — Уточни, пожалуйста!
— То же, что и вы, — спокойно ответил комсорг, глядя на собеседника широко раскрытыми честными глазами. — То же, что и вы, — повторил он. — Бесхозяйственность и разгильдяйство. Воровство и безнаказанность.
