— Прекрасная память, — сказал Рендер. — Превосходная. Даже, пожалуй, слишком.
Они шли сквозь лимонные и апельсиновые рощи, еловые леса, там, где охотилась цапля и где кузнечик распевал свою песенку, сидя на ореховом дереве над колодцем, и где куропатки спали, сидя кружком и выставив головы наружу.
— Вы назовете мне всех этих животных в следующий раз? — спросила Эйлин.
— Да.
Она свернула на тропинку, ведущую к ферме, открыла дверь, вошла. Рендер с улыбкой последовал за нею.
Внутри была тьма.
Плотная, беспросветная тьма, какая может быть только в абсолютной пустоте.
В доме не было ничего. Вообще ничего.
— Что случилось? — донесся откуда-то голос Эйлин.
— Несанкционированное вмешательство в сценарий, — ответил Рендер. — Я уже собирался опустить занавес, но вы захотели, чтобы представление продолжалось. Тогда я решил не делать вам больше никаких подсказок.
— Мне не всегда удается контролировать это, — сказала Эйлин. — Извините. Давайте вернемся. Я уже взяла себя в руки.
— Нет, пойдем дальше, — сказал Рендер. — Свет!
Они стояли на высоком холме, и вокруг ущербного месяца кружились стальные летучие мыши. Вечерний воздух был холодным, и резкие, каркающие звуки доносились с мусорных куч. Не деревья, а стальные столбы раскинули вокруг свои намертво прикрепленные ветви. Вместо травы под ногами расстилалось зеленое пластиковое покрытие. Огромный пустынный хайвей тянулся внизу.
— Но… где мы? — спросила Эйлин.
— Вы только что побывали в «Песни-О-Себе», — ответил Рендер, — и вложили в нее столько нарциссизма, сколько смогли. Ничего странного, впрочем, в этом нет. Разве только то, что вы слегка перестарались. Теперь, я думаю, надо несколько сбалансировать ситуацию. Иначе я просто разорюсь, если каждый раз буду только и делать, что рассказывать сказки.
— Что вы хотите делать?
— Как насчет «Песни-Не-ОСебе»? — и он хлопнул в ладоши.
— …Там, где пересохшие равнины Даст-Баула алчут воды, — произнес чей-то голос. Эйлин и Рендер шли вперед, кашляя.
— …Там, где всё живое погибло в загрязненных водах рек, — продолжал голос, — и пена их цвета ржавчины.
Они шли по берегу зловонной речки; Эйлин зажимала нос, но и это не могло помешать ей чувствовать зловоние.
…Там, где леса сведены под корень и пейзаж напоминает Лимб.
Они шли, обходя пни, наступая на обломанные сухие ветви; мертвая листва шуршала под ногами. Зловещий, изъязвленный лик луны, словно подвешенный на тонкой нити, угрюмо глядел на них с черных небес.
