— Прекрасно.
Он сошел с тропинки и пошел вперед.
— Я забыл, что дальше.
— Я тоже.
Ручей остался далеко позади.
Они шли, приминая траву, по бескрайним плоским равнинам, и только краешек пылающей солнечной кброны виднелся над горизонтом.
Там, где закатные тени тянутся по безграничным, безлюдным, прериям…
— Вы что-то сказали? — спросила Эйлин.
— Нет. Но я опять вспомнил. Вот это место: там, где стада бизонов, растекшись темными пятнами на много миль, движутся с места на место.
Большое темное пятно слева от ни?с постепенно принимало все более отчетливые очертания, все более явно в темноте проступали формы бизона — царя американских равнин. Словно и не было никогда никаких родео, ярмарок скота, изображений на старых пятицентовиках, — животные стояли теперь перед ними, неповторимые, темные, пахнущие землей, медлительные, могучие, мохнатые, они стояли тесно, опустив книзу рогатые головы, мощные бока вздымались и опадали; это был живой символ зодиакального Быка, неистощимого весеннего плодородия; и вместе с сумерками таяли они, уходя в прошедшее, в прошлое — быть может, туда, где трепещут радужные колибри.
Они шли по огромной равнине, и луна была уже высоко над ними. Наконец они вновь подошли к краю земли, где снова были высокогорные озера, ручьи, пруды, где снова было море. Пройдя мимо опустевших ферм с садами, они пошли дальше по краю воды.
— Там, где лебедь-долгожитель плывет, покачиваясь и изогнув свою длинную шею, — сказала Эйлин, и это был первый лебедь, которого она увидела. Он медленно скользил в лунном свете по глади озера.
— Там, где чайки мечутся над берегом, хохоча, — подхватил Рендер, — и хохот их так похож на человечий.
И хохот раздался в ночи, но он не был похож ни на смех чайки, ни на смех человека, потому что Рендер никогда не слышал хохочущих чаек. Кудахчущие звуки, которые он извлек из сырой, необработанной эмоции, сделали вечерний воздух холодным, неуютным.
Он заставил воздух потеплеть снова. Подсветил темноту серебристым свечением. Кудахчущий смех сошел на нет, замер. Подобие чайки, вспыхивая серебристым исподом крыльев, унеслось в сторону моря.
— Ну вот, — сказал Рендер, — это почти все на сегодня.
— Но ведь еще много, так много осталось, — возразила Эйлин. — Ведь вы так хорошо запоминаете меню. Неужели вы сейчас ничего больше не вспомните? Я помню еще кое-что о куропатках, которые на ночь усаживаются в кружок, выставив наружу головы, о хохлатой желтой цапле, по ночам охотящейся на крабов в тине, и о темном кузнечике, что сидит на ореховом дереве над колодцем, и…
