Остров мертвых | страница 118
Такое чувство, будто тонешь.
— Тебе ведь нет и тридцати.
Я погрузился. Подождал. Снова выплыл.
— Гм… знаешь, есть кое-что такое, о чем я, человек в общем-то скрытный, никогда при тебе не упоминал… А тебе-то сколько, Кассандра?
— Двадцать.
— Ух! М-да… Я примерно раза в четыре тебя старше.
— Не понимаю.
— Я тоже. Даже доктора. Я как бы остановился где-то между двадцатью и тридцатью, там и остаюсь. Полагаю, что это как бы, ну… часть моей персональной мутации, так вот примерно. Разве это что-нибудь значит?
— Не знаю… Да, значит.
— Тебе наплевать на мою хромоту, мою жуткую косматость, даже на мое лицо. Тогда почему тебя должен волновать мой возраст? Я молод для всего, что положено.
— Это как раз не одно и то же, — сказала она непримиримо и окончательно. — Что, если ты никогда не станешь старше?
Я куснул губу:
— Должен, рано или поздно.
— А если поздно? Я люблю тебя. Я не хочу, чтобы ты был без возраста.
— Ты проживешь до ста пятидесяти. Есть специальные средства Ж. С. Ты будешь их принимать.
— Но они не оставят меня молодой, вроде тебя.
— На самом деле я не молод. Я родился старым.
Это тоже не помогло. Она начала плакать.
— Но впереди еще столько лет, — сказал я ей. — Кто знает, что за это время может случиться?
После этих слов она еще пуще заплакала.
Я всегда живу по вше импульса. С головой у меня, в общем, все в порядке, но получается, что, как правило, я начинаю соображать только после того, как что-нибудь ляпну, так что дальнейший разговор уже теряет смысл.
Вот одна из причин, почему я имею штат компетентных сотрудников, хорошую радиосвязь и пасусь себе на лужайке большую часть времени.
Однако есть вещи, которые никому не препоручишь.
Поэтому я сказал:
— Послушай, тебя ведь тоже не обошло Горючее Вещество. Я только через сорок лет понял, что мне не сорок. Может, то же самое и с тобой. И я просто соседский малыш…
— Ты что-нибудь знаешь о других подобных случаях?
— Ну, если…
— Не знаешь.
— Не знаю.
Я помню, что тогда снова испытал желание оказаться на борту моего корабля. Не на большом, великолепном судне. А просто на моей старой посудине «Золотой Идол», прямо там, в бухте. Я помню, что мне захотелось снова привести его в гавань и увидеть ее там в тот первый сверкающий миг, и чтобы можно было начать все сначала — и то ли рассказать ей сразу же обо всем, то ли пробиться назад, сквозь уходящее время, и держать язык за зубами по поводу своих лет.
Это была неплохая идея, но, черт возьми, медовый месяц уже закончился.