Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750 | страница 11



. Временами в душе автора «Анти-Макиавелли» пробуждался древний страх перед Московией, он боялся возвращения огромной северной страны к варварству и с ужасом представлял себе дикие орды, заполоняющие Германию. Тем не менее в 1742 году его письма к Мардефельду исполнены оптимизма, король надеется, что Россия будет развиваться и вольется в достигшую стратегического равновесия Европу. Флери, напротив, был уверен, что Россия очень скоро «вновь погрузится в хаос, от которого ее начал избавлять Петр I»>{21}. Версаль льстил дочери Петра, не строя далеких планов. Елизавете предстояло способствовать росту влияния Франции на севере Европы, однако французы полагали, что пресловутое культурное отставание «Московии» не позволит ей участвовать в жизни цивилизованного мира наравне с другими странами. Версаль надеялся извлечь пользу из непрочного положения русского правительства; угроза нового переворота была призвана ослабить позиции Габсбургов, которые в нужный момент не смогли бы получить помощь с востока[11]. В России французы видели всего-навсего географическое и политическое захолустье.

В первое время различие в политических подходах разных монархов не слишком проявлялось в поведении их представителей при русском дворе: Мардефельд и Ла Шетарди сообща противостояли противнику, воплощенному в лице посланников английского короля и венгерской королевы, будущей австрийской императрицы. В Петербурге, где международные конфликты воспроизводились в миниатюре, пруссаки и французы тесно сотрудничали и сообща искали новые пути; философические и стратегические соображения их государей, требования «реальной политики» с трудом прилагались к нравам двора, только что пережившего очередной государственный переворот. Монархи и министры, знавшие русский двор только понаслышке, не учли, что в столице России действовали особые законы и даже дипломаты, прибыв сюда, начинали приноравливаться к особенностям жизни в этой стране, раздираемой борьбой между старинными традициями и новшествами, которые железной рукой ввел Петр Великий. Французскому и прусскому посланникам случалось не доверять или завидовать друг другу, однако их связывала одна общая цель — любой ценой воспрепятствовать вмешательству России в дела Европы, а ради этого ничем не оскорблять самолюбия российской императрицы и ее придворных. Однако ход военных действий очень скоро расстроил все их хитроумные планы и разрушил согласие, царившее между французами, русскими и пруссаками.