Снова стал слышен глухой стук дверцы экипажа и цокот копыт.
По вечернему голубому и сверкающему снегу спустился я в город.
Фонари удивляли меня мигающими глазами, а горы сваленных вместе елок под шепот канители и серебряных орехов говорили мне о наступающем Рождестве.
На площади Ратуши при сиянии свечей у статуи Мадонны нищенки в серых платках, перебирая четки, бормотали молитвы Богоматери.
Перед темным проходом в еврейский квартал присели на корточки лавки рождественской ярмарки. В центре ее, обтянутые красной материей и ярко освещенные коптящими факелами, стояли открытые подмостки театра марионеток.
Полишинель Цвака в пурпурно-лиловом одеянии, с кнутом в руке и привязанным к концу его хлыста черепом скакал верхом — под ним по сцене громыхал сивый мерин.
Перед сценой рядами, плотно прижавшись друг к другу, неподвижно сидела малышня и не отрывала глаз от действа — шапки надвинуты глубоко на уши, рты разинуты, — все зачарованно внимали стихам пражского поэта Оскара Винера, которые читал мой друг Цвак, спрятанный за стенами ящика:
А рыцарь наш был парень хват,
Под стать поэту тощ был тоже,
Носил заплаты ярче лат
И, напиваясь, корчил рожи.
Я свернул в темный извилистый переулок, выходивший на площадь. Там во мраке перед небольшой афишкой плотной стеной стояла молчаливая толпа.
Я подошел. Мужчина зажигал спички, и я успел прочитать обрывки строчек. Моя отупевшая голова удержала несколько слов:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ!
1000 гульденов награды
Пожилой господин… одетый в черный…
… приметы:
… полный… гладко выбритое лицо…
… цвет волос: седой…
Управление полиции… кабинет №…
Как живой труп, бездумно и безучастно продолжал я не спеша свой путь мимо мрачных зданий.
Горстка крошечных звезд сверкала над фронтонами домов в убогой темени мироколицы.
Безмятежно уносился я мыслями обратно в собор, и тишина в глубине души моей становилась еще упоительней и безмерней, когда со стороны площади — как будто над самым моим ухом — в морозном воздухе раздался яркий голос актера-кукловода:
Так где сердечко из коралла?
На ленте шелковой оно
В лучах рассвета заиграло…
До глубокой ночи я не находил себе места, шагая из угла в угол, ломая голову над тем, как лучше ей помочь.
Много раз я был близок к тому, чтобы спуститься к Шмае Гиллелю и рассказать ему то, что было доверено мне одному, и попросить совета. И каждый раз отказывался от своего решения.
Он вставал перед моим мысленным взором в таком величии, что мне казалось кощунством обременять его вещами, касающимися суетного бытия, после чего снова наступали моменты, когда меня начинали одолевать жгучие сомнения, переживаю ли я все это на самом деле, ведь прошло только совсем немного времени и тем не менее случившееся казалось мне таким странно поблекшим по сравнению с жизненным напором событий минувшего дня.
