Вот, пожалуй, и все, что было известно профессору Горскому об Азиатском аэролите.
Сотни корреспонденций посыпались в Академию в связи с этим событием. Они пересказывали друг друга и приблизительно указывали место, где упал аэролит: неисследованный еще район Подкаменной Тунгуски.
Канонадный 14-й год, разумеется, отвлек внимание от Азиатского аэролита — его падение в сравнении с канонадами крупповских орудий звучало не громче, чем звон крылышек осы рядом с гулом пропеллера.
В 19… году профессор Горский, листая архив метеорного отдела Академии, наткнулся на пожелтевшие, тщательно подобранные старые корреспонденции и газетные вырезки, связанные в толстый пакет (то было дело «Азиатский аэролит») и бросился на поиски уже овеянного легким маревом легенд небесного камня.
Мечтательный фанатик науки был чрезвычайно удивлен, когда ему отказали в средствах и посмотрели на него, как на не совсем здорового человека.
Милый наивный профессор никак не мог понять, что республике двадцатого года было не до аэролита. Сжатая со всех сторон железным кольцом интервенции, республика готовилась к последнему решительному бою.
«Ну, в те годы — да, он согласен. Но сейчас, почему сейчас столько препятствий? И проклятое слово «бедность» — вечно стоит непоколебимой стеной. Неужели республика так бедна, что не может ассигновать средства на экспедицию? Он ведь просит немного, всего несколько тысяч».
Профессор неподвижно и безжизненно сидел, склонившись над знакомыми до последней буквы материалами.
Потом тяжело отодвинул от себя пожелтевшие листы и откинулся на мягкую спинку. Вспомнил, как пять лет назад с проводником-тунгусом вышел из Тайшета и почти достиг Великого болота, куда, вне сомнения, канул аэролит.
Профессор почувствовал, как внезапно зажглось в груди упорное молодое желание.
Черт подери, Горский свое возьмет!
Завтра же в наступление. В решительное наступление. Профессор потер сухие холодные ладони, поднялся с кресла и подошел к окну.
В наступление!
За окном хмурилось серое ленинградское небо и уличные фонари отбрасывали косые мерцающие радуги.
Профессор снова потер руки и вслух сказал:
— В наступление!
Клавдия Марковна не спала, когда муж вошел в спальню. Он наклонился, поцеловал ее в лоб, подумал немного и тихо спросил:
— Клавуся, не припомнишь, когда именно Виктор Николаевич уехал в Америку?
— Месяц назад.
— Спасибо. Ты завтра напомни мне, чтобы я письмо написал, хорошо?
* * *
И скажут же такое: будто человек в сорок (с лишним) лет не способен бегать, суетиться и по-молодому гореть!
