— Вы плачете, Эли?
Девушка всхлипнула.
— Да, мисс.
— Значит, Эли, вы тоже любили?
— Да, мисс.
— И вам было больно.
— Да, мисс — он не любил меня.
Гина утерла слезы и сама по-детски всхлипнула.
— Мне хуже, Эли — он любил меня.
Эли удивленно поглядела на мисс — иногда она совсем не понимала свою госпожу.
Двадцать три (да еще и неполных) года, крепкий, тренированный организм, веселый непоседливый нрав плюс май и любовь волей-неволей обязывали Аскольда быть стопроцентным оптимистом.
Да и откуда мог взяться чертов пессимизм, когда все мышцы наполнены неудержимой молодой силой, в русой кудрявой голове тысячи планов и проектов, и все желания и перспективы стоят близко и четко, перед самым носом, кажется — протянул руку и готово — все желания в цепких молодых пальцах.
А ко всему этому над городом раскинулся май и Аскольд не сегодня-завтра должен жениться. Последние дни он ходил как наэлектризованный этой мыслью и даже, идя по улице, начинал ни с того ни с сего улыбаться людям, которых видел впервые.
Черная душистая майская ночь застала сегодня Аскольда на скамейке перед дверью его квартиры. Он присел отдохнуть и немного умерить бьющую через край радость. Но спокойствие никак не приходило — напротив, несмотря на все усилия, мысли начинали водить в голове бешеный хоровод.
Завтра — Загс! Черт возьми, такое короткое и, кажется, простое слово, а какое приятное. Аскольд почувствовал, как его и без того переполненное счастьем тело вновь наполнилось непрерывным кипением. Еще немного, и он начнет прыгать на одной ноге, как школьник, или ходить вниз головой на руках. Кажется, появись кто — и он предложит незнакомцу помериться силами.
Аскольд сорвался со скамейки, выпрямился, хрустнул мышцами и решительно дернул за ручку звонка.
Легко перепрыгивая через ступеньки, направился к себе в комнату.
Комната Аскольда и все ее убранство как нельзя лучше отражали характер хозяина и те двадцать две профессии, что он перепробовал (и, как водится, забросил) за свой короткий век.
Соседство с сапожной мастерской довело десятилетнего Аскольда до того, что он ушел из подготовительного класса гимназии, решив, будто нет на ничего приятнее жизни сапожника. Два месяца — и он научился довольно прилично сучить дратву и тачать сапоги. Но, к великой радости матери, вскоре разочаровался, опять захотел в школу.
Конечно, скоро вновь заскучал. Но здесь история пришла на помощь Аскольду — гимназию закрыли. Тогда он с радостью начал торговать семечками, папиросами, а после жизнь его стала такой, какую увидишь разве что на киноэкране. За 12 лет он успел поучиться в трех техникумах (конечно, не закончил), в четырех профшколах (тоже не закончил), поменял десяток должностей, мечтал стать ученым, а потом захотел слесарить. Начал писать стихи, изучал химию, учился на кооператора, интересовался педагогикой, увлекался медициной, играл в театре, работал в газете репортером и, в конце концов, решил стать кинооператором.
