Гина вздрогнула. Напротив стояла тихая служанка:
— Мисс, вам пора одеваться. Позвольте принести одежду.
Подняла глаза и покачала головой:
— Нет, Эли, не надо. Я сегодня не выйду на сцену.
Лицо Эли передернул ужас: «Что говорит мисс? Мисс сошла сума!»
Минуту спустя вбежал испуганный директор:
— Боже мой, что случилось? Мисс Марич, неужели вы хотите опозорить «Колумбию»?! Одну, одну песенку, только одну. Одну маленькую песенку! Сегодня у нас сливки Нью-Йорка. Не верю и верить не желаю! Через три минуты я вернусь. Уверен, мисс Марич будет уже одета.
Он озабоченно выбежал прочь.
Эли молча стояла и услужливо подавала одежду. Гина чувствовала, как билась в голове назойливая мысль: «До чего тоскливо, до чего тоскливо».
Служанка осторожно начала натягивать на ноги золотые туфельки, — ноги мисс были вялыми и безвольными.
…Черной пропастью показался глубокий знакомый зал. Гина подошла к самому краю; казалось, сделаешь шаг — и полетишь в бездну. Будто простерся безбрежный океан, а где-то вдали мигает огонек парохода. Вспомнила популярную уличную песенку про Мези и капитана Джо. И неожиданно даже для себя, Гина запела песенку о том, как Мези увидала на пристани капитана Джо, увидала и заплакала от радости. Затем капитан Джо улыбнулся Мези, и она заплакала от счастья, а когда капитан Джо отправился в поход — Мези зарыдала от горя.
Тихий мучительный финальный аккорд песни полетел в черный зал. И в тот же миг черный провал взорвался людским несдержанным ревом удовольствия, бешеными аплодисментами, дикими криками. Вежливые, тактичные джентльмены перегибались через стулья, бортики лож, кресла, широко разевая рты и издавая довольные звуки. Зал бушевал, зал буквально ревел от радости.
Как же, невероятно, неслыханно! Талант! Прекрасная Регина Марич сегодня так бесподобно пела, так бесподобно всхлипывала, так бесподобно роняли ее глаза настоящие неподдельные слезы!
Оглушенная аплодисментами, болезненно улыбаясь, Гина нетвердой походкой скрылась за кулисами. Позади бушевали аплодисменты, возгласы, рев. Такой успех выпал ей впервые в жизни.
В уборной села против огромного, во всю стену, зеркала, безразлично наблюдала, как из глаз текли одна за другой прозрачные, кристальные слезы. «Как тоскливо, как больно, какая пустота».
В зеркале заметила согнутую фигурку Эли, худенькие плечи служанки часто вздрагивали — она тоже плакала. И неожиданно близкой, нежной стала эта тихая, худенькая девушка. Гина тихо повернула к ней голову.
