Они отправились в небольшое кафе в двух кварталах от госпиталя, где подавали рыбу с жареной картошкой, и доктор заставил девушку выпить полную пинту пива с элем, заверив ее, что это вернет ей силы. Потом он велел Юнис отправляться прямо домой и хорошенько выспаться, остановил такси, посадил ее в машину и еще раз повторил, что ей нечего беспокоиться и расстраивать себя, потому что этим она матери не поможет, а себе самой навредит.
Милый маленький коттедж был пуст. Когда Юнис открыла дверь и вошла в дом, темнота и уныние, сопровождаемые тишиной, заставили ее поежиться. Она чувствовала себя узником, входящим в свою темницу. Сев на кушетку и закрыв лицо руками, она дала волю слезам. Она не плакала с тех пор, как была ребенком, но теперь ничего не могла с собой поделать. Выплакавшись вволю, все еще в темноте, Юнис откинулась на спинку кушетки и попыталась все обдумать. Доктор Эндикотт посоветовал ей быть спокойной и практичной. Хорошо, она такой и будет. Она станет навещать мать каждый день и ни разу не покажет ей, как ужасно переживает за нее. Она будет выдумывать смешные истории о своей жизни в коттедже, о соседях, о том, что происходит в магазине. Мама всегда любила слушать ее описания разных покупателей, приходивших в магазин миссис Мэдден, и Юнис нравилось рассказывать ей о некоторых странных и порой эксцентричных особах. Это стало их игрой. Юнис никогда не говорила о людях злобно, даже за глаза, и чувствовала, что мать получает удовольствие от ее портретов, забывая о надменной Беатрис Дрейтон, постоянно унижавшей и оскорблявшей ее. Здесь, дома, наедине с Юнис, мать была совсем другим человеком… Была… Юнис вздрогнула. Боже, она уже начинает думать о матери в прошедшем времени, а это значит, что подсознательно у нее возникло ужасное предчувствие, что мать скоро умрет. Нет, она не позволит себе думать об этом!
Юнис встала и отправилась в ванную комнату, чтобы умыться. Шум льющейся из крана воды немного успокоил ее, разгоняя мрачную тишину дома, похожую на гнетущее безмолвие склепа.
Мужчина стоял у камина. Хотя на дворе был август, в камине трещали дрова, и пламя отбрасывало пляшущие, трепещущие тени на обитые гобеленом стены. Мужчина был высок, черноволос, с высоким умным лбом и тонким аскетическим ртом. Он стоял сцепив за спиной руки и прищурив глаза в глубокой сосредоточенности. Казалось, он даже не замечает полного лысого маленького человечка, сидевшего в кресле и пыхтевшего своей пеньковой трубкой.
