— Не знаю, Минька, — сказал он.
Я пощупал виски. Разговор ещё только начинался, а мозги у меня уже тихонько гудели от перегрева.
— Так… — пробормотал я. — Понятно… Значит, общество — ангельское, а ты… Вроде того камня, да? И закон этот ваш, насчёт личности… Слушай, а как ты его нарушал?
— Нарушал… — безразлично отозвался он.
— Ну а что ты делал-то? По газонам ходил? Вёл себя не так?
— Просто вёл себя…
Я шумно выдохнул сквозь зубы.
— С тобой свихнёшься… Как это — вёл себя? Все себя ведут!
— Не все… — тихонько поправил он, и словно знобящий сквознячок прошёл по кухне после этих его слов. Я снова сидел, укрываясь за жидким кустиком, а из чёрных провалов ночного сквера на меня наползала оглушительная смертельная тишина…
— И они из-за этого достают человека на другой планете? Вёл себя… Интересное дело — вёл себя…
— Бесполезно, Минька! — с отчаянием проговорил Гриша. Ты пытаешься вогнать то, что произошло, в привычные рамки — бесполезно! Пойми: это отстоявшееся до предельной ясности общество. Там считаются преступлением такие мелочи, на которые здесь никто не обращает внимания. Потому что более серьёзных преступлений там нет…
Говорил он искренне, с чувством, и выходило очень даже складно. И всё же что-то пугало меня в том, как легко он нижет слова, и…
— Гриша! — отшатнувшись, выговорил я. — А откуда ты так хорошо знаешь наш язык?.. И этот твой ангел с битой мордой… Он же мне вчера по-русски ответил!.. А документы! Где ты взял паспорт? Как ты сюда попал вообще? Кораблём?
— Что ты! — сказал он. — Я бежал через… — Он запнулся, ища слово, — ну, скажем, через «приёмник»…
Меня аж подбросило, когда он объяснил, что это такое.
— Так какого же чёрта ты раньше молчал! Где он, этот твой «приёмник»?
— Уничтожен. Полгода назад.
— Интересно… И кто ж это его уничтожил?
— Я, — сказал Гриша и умолк, как бы сам удивляясь своему ответу. Я тоже молчал. Ошарашил он меня, по правде говоря.
— Знаешь, Минька, — вздохнул он, — давай-ка я лучше по порядку…
…Мало я что из его истории понял. Грише то и дело не хватало наших слов, и он вставлял свои либо переводил их так, что запутывал всё окончательно. Голова у меня гудела и шла кругом. То мне вдруг мерещились какие-то запаянные ампулы со скрюченными младенцами внутри, то вдруг огромные соты типа осиных — и в каждой по Грише Прахову, потом вдруг в эти соты ни с того ни с сего вдвинулся обыкновенный коридор, в котором Гриша встречался с каким-то человеком и почему-то тайно. Она… Тут я с разбегу остановился.
