После возвращения из плена меня свалило заражение крови. Это произошло всего лишь через несколько недель пребывания у матери в Фарханте под Гармиш—Партенкирхеном, где мы — мать, сестра, ее дочь Розвита и я — жили у хозяина мясной лавки Минхольца в однокомнатной квартире под крышей. Под вечер до опасной отметки поднялась температура, а на коже появилась красная полоска. Моя сестра Рут побежала за помощью. Бодрствовал я или находился в бреду? Кто знает! Но я увидел вдруг медсестру Анну из Нидерзее — вроде бы она сидит у моей постели, держит мою руку и гладит ее. Да, конечно, это была Анна, наша медсестра Анна из скромного общинного дома, служившего нам церковью в Нидерзее, которая дала мне с собой в дорогу на фронт открытку « Во всех бурях…». Она делала мне холодные компрессы и всю ночь проводила у моей постели на деревянном кухонном стуле.
Мать сидела у плиты и плакала. Нервно вышагивала туда- сюда по комнате Рут, она то садилась, то вскакивала, вновь садилась и не знала, что ей делать. «Нет, о Боже, нет, только не теперь! — восклицала она вновь и вновь. Я все это вижу как сейчас. — Не теперь, когда он все–таки вернулся домой!» «Как это домой?» — подумал я. Ведь родительский дом остался далеко на Востоке. Потом вокруг меня все вдруг сначала потемнело, потом просветлело. Неужели я проспал целый день? Похоже на то. Ощущение было почти такое же, как тогда, когда я от смерти утопленника в озере Нидерзее был возвращен к жизни молодым двадцатилетним рабочим с лесопильни советника коммерции Андерса.
Как–то, спустя короткое время после возвращения домой летом 1949 г., над Гармиш—Партенкирхеном буйствовала страшная гроза. Мы перепугались — так плотно били молнии. Я сидел на кушетке и ждал. И вот, совершенно неожиданно, прямо у меня за спиной вдоль стены пробежала в направлении окна шаровая молния, выплыла через него наружу и тотчас исчезла. Потом все стихло. Наступила абсолютная тишина. Лишенная всяких звуков. Беды в этой мансардной комнатушке на втором этаже хозяина мясной лавки Минхольца не случилось.
Разве больше не случаются чудеса? Действительно не случаются? Медсестру Анну я позже потерял из виду и никогда уже больше с ней не встречался. Если не считать одного этого раза в Гармиш—Партенкирхене, когда она совершенно внезапно — спустя шесть лет — оказалась у моей постели и гладила мою руку, вновь и вновь гладила и гладила мою руку, ни на мгновение не сходя со своего жесткого стула. Она, как мне показалось, очень устала..
