Не прошло четверти часа, далеко внизу мелькнула линия фронта. Иду на максимуме высоты, сколько выдерживаю без кислородного оборудования. Жаловаться, что в кабине не нашёл маску для дыхания, было бы сверхнаглостью. Холодно — жуть. Окоченевшими мозгами пытаюсь сообразить, куда приземлиться‑то, на вражеской машине и с чёрным крестом на киле. Ванятка о том же задумался.
«В Кото — опасно. Обстреляют зенитки, да и наши могут влепить, если близко крутятся».
«Ненавижу, когда ты прав».
Взял восточнее, обогнул нашу базу, снизился достаточно резко и притёр «Фиата» на просёлочной дороге. Навстречу выехал грузовик, чей экипаж совершенно мне не обрадовался. Хоть проорал им: пилото русо из Кото, разведчик я на аэроплано фашисто, испанцы щёлкнули затворами винтовок и прочим образом показали нерасположение. Надеюсь, новые зубы за пару дней вырастут. Только когда удалось им втемяшить, что прошу доставить меня на авиабазу в Кото, а у «Фиата» охрану учредить, прекратили пинать и кинули в кузов грузовика. Потом извинились, объяснили — русос этот аэродром называют Soto, благодаря чему и приняли меня за фалангиста. А в марках самолётов и знаках различия на обшивке они не разбираются. Вот такое Первое Мая.
Успел точнёхонько на свои поминки, вторые за испанскую эпопею. Копец видел дым из останков «семёрки» и сделал однозначный вывод. Наверх ушёл доклад с отчётом об уничтоженных на земле одиннадцати машинах врага и предложением наградить медалью Героя Советского Союза, посмертно. Моё оживление изменило ситуацию лишь частично — про Героя забыть, без этого к чему‑то представлен за ночной «Юнкерс», а четыре сожжённых нами самолёта так и остались одиннадцатью.
Без «Чайки» я на неделю примёрз к земле, где меня и настиг орден «Красного Знамени». Долорес Ибаррури вручила испанскую медальку. Снова митинг, вопли «Вива эль партидо коммуниста де Эспанья!» А самого нужного человека нет. Теперь Пассионарию сопровождает другой корреспондент «Республики». От Марии на память остался только деревянный матросик из бука — попелье.
Получив, наконец, нового И-15 с бортовым номером 11, в память о первомайской приписке, я попал в эскадрилью под командованием испанца Андре Гарсия Лакалье. Оттого на киле моего «Чатос» появился символ подразделения — мультяшный Микки — Маус. Честно говоря, с выбором эмблемы они лопухнулись. По слухам, с Маусом на фюзеляже «Хейнкеля» пиратствует эскадрилья Мёльдерса.
Служить с испанцем оказалось гораздо приятнее. Меньше дебильного формализма. В первую очередь, он позволяет летать парами и четвёрками. Прибывших из Союза крупных специалистов почему‑то выбешивают именно пары, и они с воплем «вредительство!» тут же кидаются наводить порядок.
