На лестницу выходило высокое незанавешенное окно, и, поднимаясь, я видел в нем стены, картины, поблескивающие перила, три рогатые оленьи головы, скрещенные пики и пару серебряных шпаг с изящными резными эфесами, однако ночная тьма меняла цвета отражений. По стеклу забарабанил ветер, нетерпеливо застучали пальцы совсем облетевшего плюща. Свет большого стеклянного фонаря над лестницей почти не попадал в коридор, ведущий к моей комнате. Двери спален прятались в нишах, темных и глубоких, как пещеры. Подходя к своей комнате, я увидел, что из-под двери пробивается свет. Она сидела в кресле у камина все в том же платье, которое надела к обеду. Когда я вошел, она встала.
— Что он сказал?
— Просто разговаривал. О том о сем.
Она прошла через комнату, отдернула занавески и открыла окно. Мимо нее пронеслись запахи осени и звуки играющей где-то скрипки.
— Ты станешь совсем таким, как он.
И ее голос долетел до меня с тем же ветром.
— После возвращения из Европы я все время замечаю в тебе это. Как ты поддаешься. А ведь я надеялась, что вот ты вырастешь, милый мой мальчик, и я больше не буду одинокой.
— Мне жаль, если я оказался недостойным.
Она обернулась и посмотрела на меня.
— Ты пил с ним.
— Пил.
— Да, недостойный — самое подходящее слово.
Она подошла и взяла меня за руку.
— Я не хочу быть несправедливой. При других обстоятельствах он мог бы стать более достойным человеком. Мне невыносима мысль, что ты… Ты поедешь, правда?
— Мама, я…
— Для меня это очень важно.
— …не хочу. Я не чувствую, что у меня есть право ехать туда и стрелять в людей. То есть во имя чего-то, что остается мне непонятно, к чему я равнодушен.
— Право?
— Ну, да… Мне трудно объяснить.
— Но мне понятно, но я неравнодушна. Разве этого не достаточно?
У меня не хватило духа сказать, что я ей не верю.
— И мне не хочется, чтобы меня убили. Или даже ранили. Меня это правда не прельщает. Нисколько, мама, честное слово.
— Но почему тебя должны убить? Тебя?
— Кристофера Бойла убили же.
— Ты трус.
— Наверное, раз вы так говорите. Скверное слово.
— Трусы — скверные люди.
— Мне кажется, если мы не остановимся, то наговорим такого, о чем потом будем жалеть. Я не поеду.
— Долг? Любовь? Послушание?
— Нет.
Она несколько секунд внимательно глядела на меня и молчала.
— Помимо всего остального я нужен отцу, — сказал я. — И вот тут действительно речь идет о моем долге.
— Ты думаешь, я хотела прозябать здесь все эти годы? С ним? Ты думаешь, я бы осталась, если бы не ты?
