— Спасибо... Не без добрых душ на свете!
Скосив глаза, чтобы рассмотреть ее получше, я тут же и отвернулся в смущении: отжимая подол, она беззастенчиво обнажила круглые, точеные, притягательно-грешные колени. Да и вся фигура ее, статная, с крепкой, скульптурно вылепившейся от мокрого платья грудью, как-то переворачивала все мысли, подстегивала их по дорожке разных фантазий и мечтаний. В конце концов она была действительно хороша, а мне всего-то стукнуло двадцать шесть, и монах из меня, если бы к тому и понуждать, вышел бы такой примерно, как из гусака истребитель. Между тем и корреспондент мой, слышу, завозился на заднем сиденье, начинает «информацию собирать»:
— Вы здешняя?
— Наполовину.
— В смысле того, что приезжая?
— В смысле того, что аборигенка, но уеду.
— Учиться или уже стипендию отрабатывать?
— Доучиваться.
— Где — не секрет?
— Долго объяснять.
— Имя у вас есть?
— С вечера было.
— И как звали вас вечером?
— Зина.
— Поздно гуляете, Зина!
— Вы тоже.
— Мы, положим, обсуждали одну серьезную проблему.
— И я.
— Именно?
— Влияние лунного света на колошение свеклы...
— Язык на граните науки точили?
— Нет, на каменных лбах.
— Такой не только до Киева доведет!
— А я и собираюсь дальше...
В самом деле, за словом в карман она не лазила. И голос был приятный, не бархатной подкладке, прямо так и затекает в душу и холодит, как вода в жаркий день. Она и пела, да и недурно, только это выяснилось уже впоследствии. А тогда, перекидываясь словами и задирая друг друга, на что она не обижалась, а даже, наоборот, подкидывала огонька, довезли мы ее до села Прилужье, километрах в семнадцати от города. Село небольшенькое, стоит при бойкой трассе с автобусным движением, но облика неказистого — из соломенных крыш едва вылезло на треть, улочки кривые и в плетнях, а возле них лопух и лопух. Так что и не очень верилось, что она тут живет: слишком уж бойка, слишком уж городского обличья. Теперь, шесть лет спустя, черт там и разберет — доярка идет по улице или столичная студентка, а тогда одного райкомовского работника за узкие брюки из партии исключить хотели. Хорошо, что этикетку и чек из ГУМа сохранил: у нас сделаны и проданы... Словом, не вязалась она с обликом села своего... И все же, подавая руку на прощание, полюбопытствовал я, что было бы, если бы через денек я заехал справиться о ее здоровье после нынешнего холодного душа в поле? И снова во всю полноту блеснула она своими сахарными зубами.
— А таблетки привезете!
