— Латамер был болен, Сейдж. Он не поправился бы, и мне кажется, это был отличный урок для всех вас. Теперь можешь встать и присоединиться к остальным. Или к Латамеру. Выбирай.
Я сжал зубы и свирепо взглянул на Коннера, но в конце концов сказал:
— Кажется, к Латамеру я еще успею. Пожалуй, я останусь.
— Превосходное решение! — Коннер похлопал меня по спине, как старого друга. Он кивнул Мотту, чтобы тот отпустил меня, и добавил: — Я понимаю, это очень неприятно, когда кого-то убивают на ваших глазах. Зато теперь вы поняли, что я не шутил, когда говорит, как все серьезно.
Я сел, и Креган грубо пнул меня ногой в спину. Я, конечно, пнул бы его в ответ, но в тот момент я был слишком растерян и моя реакция была не такой быстрой, как обычно.
— Зарой его поглубже, — велел Коннер Крегану.
Тобиас сидел на бревне, бледный, но совершенно спокойный, зато Роден дышал так, будто за ним только что кто-то гнался. Я, пожалуй, выглядел примерно так же. К тому же как только я сел, Мотт уперся мне в спину коленом.
Мне показалось, что этот отвратительный Коннер улыбался в темноте своими тонкими аристократическими губами.
— Сейдж, ты, кажется, спрашивал, почему нельзя побеседовать после еды. Еды у нас не так много, зато теперь вам больше достанется. — Он перевел взгляд на Тобиаса и Родена. — Ну так как? У вас есть еще вопросы?
Мотт положил перед нами свежие фрукты и солонину, но никто, кроме него и Коннера, не притронулся к еде.
— Это ваш последний шанс до утра, — сказал Коннер. — Вы ведь утверждали, что голодны.
Роден покачал головой. Он явно не смог бы проглотить ни крошки. Тобиас вообще был словно каменный, он даже, кажется, не моргал. Как, впрочем, и я.
Коннер и Мотт с аппетитом ели мясо, мы же просто сидели и старались на них не смотреть. Запах был вкуснейший, а живот сводило судорогой от голода. И когда Коннер снова предложил нам поесть, никто уже не стал отказываться.
— Путь у нас долгий, давайте наворачивайте, пока дают.
Роден первым потянулся за едой и передал мясо мне и Тобиасу. Мясо было невероятно соленым, и я заедал его яблоком. Как ни странно, хоть есть и хотелось, еда казалась безвкусной, и я жевал и глотал с трудом. Тобиас и Роден явно испытывали то же самое. Тошнота подкатывала к горлу каждый раз, стоило мне взглянуть на место, где упал Латамер.
В приюте мы привыкли к насилию и жестокости. Однажды я видел, как старший мальчик зверски избил младшего только за то, что тот перекатился на его матрас. Нам впятером пришлось их разнимать. Но ведь Коннер сказал Латамеру, что тот может уйти. Он сам все так подстроил — и лишь для того, чтобы преподать нам урок выживания. Мысль, что Латамера взяли с собой только затем, чтобы убить у нас на глазах, не выходила у меня из головы.
