Садовник Дрессера, глубокий старик, ограничивался тем, что обрезал кусты, когда те чересчур разрастались, да прогонял окрестных овец, норовивших поживиться в саду, однако Дрессер искренне поблагодарил графиню. Возможно, вскоре у него появится и время, и деньги для обустройства сада.
Возможно, появится у него и жена…
Он вновь искоса взглянул на леди Мейберри. Она успела обзавестись уже четвертым воздыхателем – на сей раз жертвой ее очарования пал герцог Портленд.
– Слетаются, словно мотыльки на пламя, – вздохнула леди Эрнескрофт.
– Похоже, обаяние вашей дочери вас угнетает, мадам.
– Мотыльки гибнут в пламени, Дрессер, а моей дочери вовсе не надобна очередная трагедия…
Тут гостей пригласили к столу, и леди Эрнескрофт подвела Дрессера к дочери.
– Поручаю ее вашим заботам, Дрессер. Приглядывайте за ней как подобает.
– Это великая честь для меня, мадам. Как бы ни штормило море…
Леди Эрнескрофт изумленно уставилась на Дрессера и тотчас под каким-то предлогом отвлекла молодых воздыхателей Джорджии. Отчего, черт возьми, родители леди Мейберри так жаждут этого странного брака? Деньги для них вовсе не во главе угла, а перспектива породниться с Бофором чересчур заманчива, чтобы просто так отбросить эту возможность…
– Как бы ни штормило море, говорите? – произнесла леди Мейберри, а Дрессер не мог оторвать глаз от ее совершенного лица. Неужели это маска дьяволицы?..
– Моряк всегда чувствует, откуда дует ветер, мадам. – Дрессер взял ее под руку и, поскольку поблизости никого не было, прибавил: – Слышал я, что вокруг вас разгорелся некий скандал, а теперь вижу, что слух правдив. Возможно, это не слишком умно: флиртовать сразу с четырьмя мужчинами.
– Да вы учить меня вздумали, милорд? – хмыкнула Джорджия, однако ее следующие слова несказанно изумили Дрессера. – Впрочем, вы совершенно правы. Просто с мужчинами куда проще, чем с женщинами.
– В сердцах женщин вы, должно быть, всегда возбуждали тайную зависть.
– Но прежде я была замужем, а это совсем другое дело.
– Согласен. И все же не будь вы столь прекрасны, жизнь ваша была бы куда легче.
Джорджия никак не отреагировала на комплимент – впрочем, наверняка привыкла слышать подобное.
– И снова не стану спорить, – сказала она, – однако не согласилась бы ради спокойствия расстаться со своей привлекательностью.
О, ее проклятый язык! Как она могла сболтнуть такое в присутствии этого человека с обезображенной щекой? Она отчаянно сожалела о словах, сорвавшихся с языка. И ведь он совершенно прав в том, что касается ее поведения, хотя и не имеет никакого права говорить подобное.
