Попугай устало облетел комнату. Часы — малахитовый корпус на позолоченных перекладинах, куда обнаженная бронзовая женщина с некоторым сомнением укладывала лавровый венок, — показывали двадцать минут первого. Совсем не время для визитов. Молодая дама принесла шерри. Сделав первый глоток, учитель подумал: вот сейчас я по уши увязну в труднейшем объяснении, последствия будут самые постыдные. Он сидел, сжав колени, глубоко утонув в диване. Что же, собственно, произошло? Оказывается, они приняли его за нидерландского представителя, прибывшего на собрание какого-то общества, членами которого являлись Кубрих, Норманд, Унтернерер и профессор Хёйсентрёйт, с коими ему еще предстояло познакомиться. Говорил преимущественно пожилой господин с потной персиковой кожей, молодая женщина присутствовала здесь как бы помимо своей воли, как бы по необходимости, чтобы пояснить и собрать воедино путаные и витиеватые рассказы старика о предстоящем собрании. Рихард, престарелый менеер, отец, говорил: он страшно рад, что господин — или нужно называть его доктор Хейрема («Как вам будет угодно», — ответил учитель, боясь взглянуть на мальчика) — прибыл несколько раньше условленного времени, другие члены общества приедут только завтра, и он, таким образом, сможет лучше познакомиться с домом — с нашим домом. Молодая женщина играла сигаретой, учитель (доктор Хейрема) предложил ей огня, она затянулась, ее щеки запали, она смотрела на него. Демоническим взором.
— Кто-то привез вас сюда?
— Мы приехали из Брюгге.
— На машине, — ответил мальчик, поглощавший соленое печенье с неприличной жадностью, он уже во второй раз поставил перед собой пустой стакан. После того старик сообщил — а он тоже не спускал с мальчика глаз, — что Граббе приучил их отказываться от обеда, однако это не относится к гостям (на что учитель заявил, что они недавно позавтракали), затем он охая поднялся с места и, промокнув розовую лысину носовым платком, сказал:
— Ну что ж. К сожалению, я вынужден вас оставить. Работа не ждет. Пойдем, я покажу тебе кое-что-из моих экспериментов.
— Я? — беспечно спросил мальчик.
— Ты. — Старик схватил его за руку и вытащил из кресла.
Теперь, так близко, она была далеко. Не было венецианского придворного, позаботившегося купить «бьюик» как связующую нить в душном, плотном пространстве между ними. За окнами пронеслось орущее облако чаек и вернулось обратно. Они испускали любовные крики, похожие на крики детей с сорванными голосовыми связками. «Love me»
