Шофер прочитал короткий, на полторы странички от руки, протокол и позеленел.
Глаза округлились, на крупном носу выступили капельки пота.
— Сук-ка! — проговорил он злобно. — Требую очной ставки! И в присутствии ее мужа! Хочу видеть выражение ее лица.
Но тут же скис, в нахальных глазах поселилось отчаяние. Могучие плечи опустились, округлились. Весь как-то ссутулился.
«Готов», — отметил про себя Иван Иванович, по опыту зная, что в таком состоянии и начинают признаваться.
— Начнем новый протокол, Константин Степанович, — предложил капитан, пододвигая к себе несколько листочков, лежавших на краешке стола.
— Перед милицией — не виноват, — пробурчал шофер. — Не по делу, капитан, тратишь время. Сэкономь на настоящее.
Бухтурма улыбнулся, темно-карие глаза просветлели, он не спеша убрал в папку протокол допроса Светланы Леонтьевны Остапенко, запер в сейф «вещдок» — магнитофон.
— Понимаю, Константин Степанович, понимаю. Хочется собраться с мыслями. Времени у вас... впереди, — с иронией произнес капитан, — предостаточно. На досуге обдумаете... А до суда я вам такой досуг обеспечу. — Он нажал кнопку звонка. В дверях остановился немолодой сержант.
— До скорой встречи, Константин Степанович, — обратился капитан к шоферу, кивая сержанту.
Когда они с Иваном Ивановичем остались в кабинете вдвоем, Бухтурма хлопнул в ладоши и яростно потер их. Жест этот должен был означать торжествующее: «Ну-с!»
— «Спекся» наш племенной! Через пару часов потребует «свидания с гражданином капитаном». Но я его выдержу, как марочный армянский коньяк. Пусть потомится, понервничает. Память просветлеет, и он назовет сообщников. Не один же он все проворачивал! Тут у меня на примете есть еще одна личность: «женишок» Веры Сергеевны. Как раз в этот период крутил любовь со старой девой, а за несколько дней до кражи исчез.
— Что за «жених?» — поинтересовался Иван Иванович.
— Законный! — ответил капитан. — Заявление в районном загсе, в сельсовете расписываться не захотели.
— Что же тут плохого! — удивился Иван Иванович.
— Жених-то после истории с универмагом — тю-тю за пределы видимости.
«За что Бухтурма так ненавидит Голубеву?» — подивился Иван Иванович. Надо бы напомнить лихому розыскнику, что предвзятое мнение ведет к ошибочным выводам. Но сказал совсем иное:
— До похорон два с половиной часа, мотнусь-ка я в Стретинку, побеседую с «невестой» по поводу ее «жениха».
— Только не с невестой, а с ее матерью — разговорчивая старушка, из сибирячек, — посоветовал Бухтурма. — Муж ее погиб на Халхин-Голе... Сначала послушаете о нем, а уж потом о будущем зяте. Звать ее Александрой Матвеевной.
