Шофер, лихой парень, гуляка, бабник, но отличный специалист. Машина — развалюха, которую надо было бы списать на металлолом лет пять тому, существовала на белом свете только благодаря влюбленности в нее потребсоюзовского механика. Короче, Голубева отдала эту рухлядь шоферу на откуп. И тот эксплуатировал ее по своему усмотрению. Никто никогда не давал ему ни запчастей, ни скатов; где он все это брал, чем и как расплачивался — тоже никто знать не хотел. Но машина в любое время на ходу. «Фрукт!» — дал ему характеристику всезнающий капитан Бухтурма.
Заместитель директора универмага, она же товаровед, из стретинских «королев красоты», женщина за тридцать, восьмой год замужем за секретарем парторганизации колхоза, но детей пока нет. «Белоручка! — заверял капитан Бухтурма. — В доме полов не вымоет, свекруху эксплуатирует. И муж у нее — на побегушках. А ребенок — это пеленки, недоспанные ночи, словом, хлопоты. Да и фигура после родов завянет...»
И двадцать седьмая — директор универмага Голубева. Капитан Бухтурма, человек наблюдательный и довольно злой по натуре, почему-то относился к ней с особым предубеждением.
— Ей на роду написано ходить в старых девах. От ее взгляда спирт может прокиснуть. В настоящей бабе должна жить... стервинка, на которую и клюет мужик. Увидишь иную — и душу будто не колет, глаза от красоты не пощипывает, а что-то в тебе ноет, тянет к ней, и ты таешь. А уважаемая Вера Сергеевна глянет на тебя — словно кипятком обольет: вмиг присмиреешь, все игривые мысли и чувства, как жила на огне, стянутся в комочек.
— На вкус и цвет... — возразил ему Иван Иванович, который почему-то в душе симпатизировал Голубевой. — По-моему, женщина вполне самостоятельная. И могла бы быть хорошей женой и матерью. Как она о детях сторожихи: «Были бы у меня сыновья, за каждого бы в огонь бросилась».
— Такая и за мужика, который ей улыбнется, в огонь бросится.
— Если полюбит, — уточнил Иван Иванович.
— Какая там любовь! Поманил брюками — и дура ему универмаг подарит. Не верю я старым девам, они — не от мира сего. Что выкинут — не предугадаешь: одна готова яду сопернице или изменнику подсыпать, другая — петлю на себя наденет. По мне уж лучше та, которая гуляет напропалую, ее хоть понять можно.
Двадцать семь человек... Пути к преступникам шли через них, через кого-то из них.
Распределили обязанности, наметили мероприятия...
Засиделись.
