Странно, но память Кирилла, встроившись в мою собственную без остатка, став ее неотъемлемой частью, изрядно сместила акценты в моем мировоззрении, в частности, изрядно пошатнув давно ставший привычным цинизм стоящего у черты умирающего вояки, уже принявшего грядущий уход, как должное. С другой стороны, иные черты моего характера остались прежними. Так, я не смог принять того умения прощать и доверять, что было у Громова… я никогда не прощал своих обидчиков и всегда отдавал долги. Будь то услуга, или пуля в лоб, рано или поздно, "награда" находила своего "героя". За что и получил Там свое прозвище. Правда, всегда предпочитал его прямой перевод с латыни, благо, такой вариант подходит мне не меньше. Люблю вкусно и много поесть. А вот комиксы не люблю, очень. Потому, записным острякам, интересующимся наличием у меня адамантовых когтей, я без лишних разговоров устанавливаю личную портативную светотехнику… бесплатно.
Сегодня был первый день, когда здешние эскулапы разрешили мне, наконец, выбраться из постели и отправиться на небольшую прогулку… не дальше веранды перед медблоком. Замечательно. А то я уже устал лежать в боксе, наслаждаясь процессом выздоровления. Хотя… честно говоря, за выздоровлением своего нового тела я следил с большим интересом, поскольку такого темпа регенерации не видал даже у ящериц. Если б Там у нас были такие врачи и такие возможности… сколько хороших ребят можно было спасти от смерти или инвалидности… м-да уж.
Поплотнее запахнувшись в халат, я нашарил под койкой пушистые и мягкие, совсем не больничные тапочки и, радостно распахнув дверь бокса, не менее весело поковылял по коридору к выходу из медблока, не забывая держаться стенки.
Оказавшись на веранде, я остановился и, отдышавшись, устроился на небольшой лавочке. Ноги дрожат, в голове муть… в общем, полный набор удовольствий выздоравливающего.
— А, Кирилл, вижу, ты уже выбрался на свежий воздух, — неслышно возникший рядом, подтянутый дядька весьма неопределенного возраста присел рядом, не спрашивая разрешения… Впрочем, пришлось напомнить себе, что единственный человек здесь, у которого мой сосед, будучи начальником охраны поместья, действительно обязан спрашивать разрешения сделать что-либо, это глава рода, боярин Громов, мой номинальный дед, так сказать.
— Да вот, устал лежать, Владимир Александрович. Скучно. Даже шрамы на морде считать, и то надоело, — вздохнул я, закрывая глаза и подставляя лицо жаркому летнему солнцу.
