– Если ты что-то захочешь, даже просто поговорить, знай, я…
Договорить она не успела. Степан схватил ее за руку, быстро притянул к себе и крепко, будто боясь потерять, поцеловал. Из расслабленных рук, высыпаясь на пол, упала пачка соли. Пустая банка стукнулась об порог и закатилась в квартиру. Мирослава обхватила Степана за шею. Придвинулась, вжимаясь в него небольшой грудью. Дверь за ее спиной неслышно захлопнулась. Темный коридор молчал, словно соучастник на допросе. В квартире негромко тикали часы, на улице раздался одинокий заунывный собачий вой, но мужчина и женщина – соседи по лестничной площадке – не слышали ничего этого. Они были погружены в происходящее, друг в друга.
Сильные руки подхватили Мирославу, пальцы впились в нежную кожу. Она не помнила, как оказалась на постели, волосы разлетелись по покрывалу, тонкий ремешок сбился, раскрывая полы халата. Горячие, настойчивые и в то же время ласковые губы, впивались в нее, заставляя сердце учащенно биться. Ей не хватало воздуха, но она готова была умереть, лишь бы он не останавливался.
Не в силах оставить Славу хоть на мгновение, Ковальчук разорвал рубашку, оторванные пуговицы раскатились по кровати. Он сдернул, ставшей ненавистной и такой тесной, одежду. Распахнутый халат девушки манил своей доступностью, шелковая ночная рубашка под ним будоражила сознание и желание. Не в силах сдержаться, он рванул ткань. Та жалобно вскрикнула и разорвалась, обнажая белоснежное тело. Луна заглянула в окно спальни, освещая хрупкое тело, которое хотелось сжать в объятиях, измять сильными пальцами, овладеть, но не грубо и быстро, а медленно и нежно, наслаждаясь каждым сантиметром, каждой его клеточкой.
Союз двух тел был нерушим: его переплетения, изгибы, формы сменяющие друг друга в любовной фантастической игре заставляли забыть, обо всем на свете. Заставляли забыть, что свет – есть. Тонкие пальцы впивались в его спину, царапали, когда девушка изгибалась, и стон вырывался из ее губ. Он, то затихал, то с новой невообразимой силой разрывал ее легкие, и она отдавалась его власти, даже не стараясь удержать.
В ложбинку шеи скатывались блестящие капельки пота, что тут же иссыхали, не вынося ж̀ара разгоряченного тела. Покрывало сползло на пол, одеяло сбилось, открывая алого цвета простыни. Она оказывалась наверху, на боку, но чаще прижатая упругим телом, которое не знало усталости. Она всем существом ощущала, как он входит в нее, то резкими, то медленными толчками. Небольшая грудь подрагивала в такт движениям; набухшие соски, торчали маленькими башенками. Порой он припадал к ним, и ее захлестывала новая волна возбуждения.