в оседавшей пыли, растерянным взглядом осматривали проступающие во мгле развалины и смолкали. На остатки упавшего балкона, испуганно озираясь, сел старик в круглых очках. Он закрыл лицо руками, посидел так с полминуты, а когда посмотрел на свет, его не интересовала ни кричащая толпа, ни разрушенная улица. Он смотрел на мальчика, который лазил по обломкам камней, что-то отыскивал, иногда отбегал, исчезая в облаке пыли, появлялся снова и продолжал играть с разрушенным городом в только ему и камням ведомую игру.
Витя проснулся и долго не открывал глаза, будто хотел запомнить каждое лицо из той толпы, каждый их выкрик, и особенно мальчика на развалинах. Когда встал и умылся, позвонил Саше:
– Привет! У нас все готово?
– Да.
– Тогда – сегодня. Не откладываем. Егору скажи.
– Ты же хотел завтра?
– Завтра может и не быть.
– Саша! Что ты смотришь так сурово? – Каменев откупорил бутылку и поставил стаканчик на постамент памятника. – Подожди, сейчас веселее будет, – Он плеснул себе и чокнулся с ногой памятника. – Выпьем, Саша, за… удачу что ли?.. Как там… «и на обломках самовластья»… – он поднял голову. – Но она еще не воспрянула, совсем не воспрянула… – привиделось, Пушкин смотрел хмуро, голова памятника была склонена вперед, будто поэт согнулся в скорби.
– На проходной какая-то Вера Михайловна, – справа мелькнула черная фигура и тенью легла на постамент. – Милиции нет. От входа направо, метров двадцать по коридору, лестница, второй этаж, и сразу приемная. Там секретарша. Кабинет Петухова – направо, Кобылина – налево. У нас минут десять. Телефон у секретаря. В кабинете…
– Врешь ты, как Троцкий. Правда, Саша? – сказал расслабленным голосом Каменев, посмотрел на памятник, повернулся к Троцкому. – В общем, как и положено заводской шпане. А трубка на проходной?
– Витя..
– Товарищ Каменев, пожалуйста.
– Товарищ Каменев, если проходную пройдем тихо… – начал было Троцкий.
– Телефон на выходе срезать, – совсем по-другому, твердо, но также спокойно оборвал его Каменев. – Поручается тебе. Зиновьев на месте?
– В машине за углом клуба. Я только от него. Всё проверили.
– Хорошо. Телега на месте: с ночи во внутреннем дворе стоит – и никто ни ухом…
– Плевать всем.
– Ты когда-нибудь видел, как крысы плюют?
– Не видел, – смягчился лицом Троцкий. – Надеюсь посмотреть, как они плавают.
– Далеко не уплывут. Это им не Крымск, – Каменев взял с постамента стаканчик, принюхался. – Будем, Александр Сергеевич! – и выпил.
