Вечером Люк опять ощутил тягу, которая гнала его из дома. Такую чертовски сильную, словно стальная проволока, что дергала его, зацепившись за что-то в груди, и толкала в сторону клуба. Или в любое другое проклятое место, где можно выпить.
После обеда он посмотрел на Эмму. Заметив выражение его лица, она пробормотала:
– Останься со мной, Люк.
Но разве он может? Он знает, чем это закончится.
– Эм, я в пьяном виде гораздо лучше, чем после кошмарного сна, – мягко сказал Люк.
– Самое лучшее в тебе – это настоящий ты, а не тот, кого отупляет и подчиняет себе спиртное.
Он на мгновение закрыл глаза, покоряясь тому, что непременно случится, и снова посмотрел на Эмму.
– Я попробую.
Она одарила его той теплой, сияющей улыбкой, которую он просто обожал, и на сердце немного полегчало.
Позже ночью Люк проснулся как от толчка. Он слышал, как шипит обожженная кожа. Вонь горящей плоти забивала нос. Этот ненавистный запах он не забудет никогда. Люк заворочался, пытаясь убежать, и застонал от страха и боли.
– Люк. Люк!
Нет, нет, только не все сначала! Невозможно вытерпеть такое дважды за одну ночь. Первые ожоги горели так, словно кто-то тыкал раскаленной кочергой ему в спину.
Что-то задело его спину. Он дико дернулся всем телом, рука в инстинктивной попытке защититься взлетела вверх, кулак вонзился в плоть.
Люк услышал, как ахнула женщина, и понял, что в комнате есть кто-то еще. Кто-то видит, что с ним происходит. Какой стыд! Люк свернулся в комок, пытаясь спрятаться, не желая, чтобы кто-нибудь видел его вот таким.
– Люк, ш-ш-ш, все хорошо.
Он смутно узнавал голос, но слушать его не хотел, потому что ничего хорошего нет. Вообще ничего.
– Уходи, – нетерпеливо пробормотал он.
– Никуда я не уйду, – решительно отрезала она.
И тут до него дошло – Эмма! Что она тут делает?
Внезапно Люк понял, что находится в собственной спальне, в доме на Кавендиш-сквер, а Эмма лежит с ним в одной постели.
Но он все еще чуял запах горящей плоти. Слышал шипящий звук. Все еще чувствовал, и, черт побери, ему было больно!
– Люк! Проснись!
Он заморгал, и фигура Эммы обрела отчетливость. Она склонилась над лампой, зажигая ее. Ее красивые волосы взъерошенными локонами обрамляли лицо. Вечером он сам расплел ее косу, когда занимался с ней любовью.
Но что это? На ее щеке отчетливо видны красные полосы – отпечатки пальцев. Его пальцев! Он ударил ее, думая, что это отец тушит об него сигару. Господи, нет! Горло сжалось так, что он не мог вдохнуть. На грудь словно наступил конь. Сердце колотилось слишком быстро. И поделом ему.
