— Разве мы перестанем быть масаи оттого, что уедем на новый мир? — спросил старший мальчик.
— Да, — твердо сказал Найкосиаи. — Между масаи и этой землей имеется прочная связь. Мы определяем ее, а она определяет нас. Земля — это то, ради чего мы всегда должны драться, то, что мы всегда должны защищать.
— Но теперь она больна, — сказал мальчуган.
— Если я заболею, разве ты оставишь меня? — спросил Найкосиаи.
— Нет, папа.
— Так же, как ты не покинешь меня во время моей болезни, так и мы не оставим землю, когда болеет она. Когда ты что-то любишь, когда это является частью тебя самого, ты не оставишь это лишь потому, что оно больно. Ты останешься и будешь сражаться еще отчаяннее, чтобы его вылечить, чем бился, когда хотел его завоевать.
— Но…
— Поверь мне, — сказал Найкосиаи. — Разве я когда-нибудь советовал тебе сделать зло?
— Нет, папа.
— И сейчас я тебя не обманываю. Мы — народ, избранный Энкаи. Мы живем на земле, которую Он нам дал. Разве ты не видишь, что мы должны остаться здесь, чтобы выполнить завет Энкаи?
— Но я больше никогда не увижу своих друзей! — заплакал младший сын.
— Ты найдешь новых друзей.
— Где? — крикнул мальчик. — Все ушли!
— Прекрати сейчас же! — резко сказал Найкосиаи. — Масаи не плачут.
Мальчик продолжал всхлипывать, и Найкосиаи посмотрел на свою жену.
— Это твоя работа, — сказал он. — Ты его разбаловала.
Она пристально посмотрела в его глаза:
— Пятилетним мальчикам позволительно плакать.
— Только если они не масаи, — ответил он.
— Значит, он больше не масаи, и ты не можешь возражать против того, чтобы он отправился со мной.
— Я тоже хочу улететь! — крикнул восьмилетний мальчуган и, в свою очередь, выдавил несколько слезинок.
Томас Найкосиаи посмотрел на свою жену и детей, внимательно посмотрел, и вдруг понял, что совсем их не знает. Она вовсе не походила на ту спокойную, воспитанную в традициях его народа девушку, на которой он женился девять лет назад. А эти тихо всхлипывавшие мальчишки отнюдь не были наследниками Лийо и Нелиона.
Томас подошел к двери и открыл ее.
— Идите на свой новый мир вместе с остальными черными европейцами, — прорычал он.
— А ты пойдешь снами? — спросил старший сын.
Найкосиаи повернулся к жене:
— Я даю тебе развод, — сказал он холодно. — Того, что было между нами, больше не существует.
Он подошел к сыновьям:
— Я отрекаюсь от вас. Отныне я вам не отец, вы больше мне не сыновья. А теперь идите!
Его жена одела мальчиков и нацепила на них маски, затем оделась сама.
