В глазах моего собеседника вдруг появился какой-то особенный блеск. Цвет их быстро менялся. Бездонная голубизна растворилась без следа, уступив место красновато-коричневым тонам. Глазницы запали, углубились, резко обозначились надбровные дуги. Ротовая полость выдвинулась вперед, нос приплюснулся. Уши сдвинулись ближе к макушке и торчали там двумя треугольниками. Волосы на голове удлинились и поредели.
Я, словно зачарованный, смотрел на эти превращения. За две-три минуты облик моего собеседника изменился до неузнаваемости. Передо мной, посреди пляжа, стоял на задних лапах ящер, каких мы много раз видели на рисунках наших натуралистов. Короткие передние лапы ящера заканчивались тонкими чувствительными пальцами. Ноги были мощнее человеческих. Стоял он очень прямо, опираясь на обрубок хвоста, словно австралийский кенгуру.
Память моя, подобно электронно-вычислительной машине, мгновенно отыскала сходную картину, виденную мной в проеме лифта. Это был тот самый ящер.
Только теперь я обратил внимание на одну необыкновенную особенность его облика. С ног до головы, от лап до кончика хвоста ящер был покрыт гладкой... почти человеческой кожей!
- Что вы натворили! - крикнул я ему. - Осторожно!
На литературном пляже поднялся невообразимый переполох. Отдыхающие и Пишущие, увидев рядом с собой монстра, с криками бросились врассыпную. Те, кто располагался ближе к камышам, побежали сквозь них к зданию Литфонда. Большинство почему-то предпочло прыгнуть в море.
Ящер начал метаться по пляжу. Из-под его ног во все стороны летела крупная морская галька. Видимо, он не знал, на что решиться. Сквозь шум и гам перепуганных насмерть литераторов до меня долетели шамкающие звуки, исходившие из пасти рептилии:
- А-шип-ка, ка-кая а-шип-ка! Про-вал ми-с-с-ии!
Наконец он подбежал к кромке воды, огляделся по сторонам и... бросился в море. Люди начали выскакивать на берег со скоростью антарктических пингвинов. В одно мгновение в море не осталось ни души.
Ящер показался на поверхности метрах в ста пятидесяти от берега. Потом снова ушел на глубину и больше не показывался.
* * *
В холле первого этажа толчея была, как на вокзале: день отъезда и заезда одновременно. Только что приехавшие и уезжавшие толпились вокруг своих чемоданов, кофров, баулов, дорожных сумок и пишущих машинок в футлярах. Некоторые нервничали, выходили на воздух, под козырек над входом, курили без перерыва. Все разговоры вертелись вокруг ящера.
