Оглядываясь по сторонам во время работы, Энтони замечает, что молодые кибуцники подрезают деревья с той же мрачной, неулыбчивой миной, с какой стреляют из винтовок по расставленным среди камней мишеням. Лица у них будто вырезаны из дерева. Немного маслянистые — точнее, просмоленные. Солнце может воспламенить эти лица в любую секунду. Сгорая, они, наверное, станут потрескивать, раскрываться от жара, подобно стручкам, из которых будут появляться новые, еще более отполированные. Верден больше не может смотреть на эти лица, как не может смотреть на солнце, отражающееся от полированной металлической маски.
Поначалу Энтони считал, что этим молодым, красивым мужчинам не по нутру ухаживать за деревьями и что они с нетерпением ждут конца рабочего дня, чтобы поупражняться в стрельбе. Увы, он ошибался. Когда мускулистые парни целились и вели огонь из винтовок по камням, они явно желали обтесать их выстрелами, обработать со свирепой нежностью, придать нужную форму — и так до тех пор, пока последний камень не будет отполирован пулями, пока вся страна не обретет равномерную прочность казарм, в которых они спят.
Он не может общаться с ними. Ничтожный запас немецких слов, заученных когда-то в школе, едва позволяет спросить, что ему делать, о нормальном же общении не может быть и речи. По прибытии в кибуц Рейчел, которая еще в Лондоне начала брать уроки иврита, попыталась обучить мужа древнему языку предков. Однако ее внезапный отъезд в Англию оставил Энтони немым и глухим.
В своих редких письмах друзьям он старается делать хорошую мину при плохой игре.
…в далекой пустынной стране обитатели Мигдал Тиква строят социалистический Эдем. Скоро здесь появятся чехословаки со своими товарищами по оружию, русскими, которые приедут сюда, чтобы создать на земле древней Палестины форпост райской советской будущности. Пока же они шлют оружие и обещания, а мускулистые мужчины из кибуца Мигдал Тиква, ухаживающие за апельсиновыми деревьями, учатся стрелять из винтовок по намалеванным на камнях мишеням.
Вселенский характер этого видения — вдохновляющий призыв к общему делу, — конечно же, иллюзорен. Он никогда не разделял подобных взглядов. Жизнь научила Энтони подлаживаться под убеждения жены. Это не его борьба, а ее. Или когда-то была ее борьбой.
Мало того что сама Рейчел перестала мечтать о светлом будущем еврейского народа, так она заманила его сюда и бросила среди руин своих прежних мечтаний.
После того как Рейчел уехала, Энтони проникся неприязнью к ее соплеменникам. К скалам, по которым он вынужден карабкаться, к солнцу, от которого опухает и краснеет кожа, от чего он становится похож на большого обгоревшего ребенка. Как бы упорно ни трудился Верден, лицо все равно выдает в нем человека со стороны. Красивое, с тонкими чертами лицо: он осторожно прикасается к покрасневшей коже, тщетно надеясь на то, что оно приобретает металлический блеск.
