Белый плотный дым лениво выплеснулся из-под обелиска и ручьями потек снизу вверх по круглым бокам. Грязно-белое облако разбухло на перекрестке дорог и рельсов, озаряясь изнутри рыжим огнем.
Рвануло горячим ветром. В туче кто-то поперхнулся, и вдруг — словно там терзали и мучили гигантское живое чудовище — возник, нарастая до боли в ушах, долгий режущий вопль. Красная оскальпированная голова выползла из дыма; ускользая из рук мучителей, скрывавшихся в дыму, обелиск поднимался все выше. Крик звенел теперь торжеством. Закружилась клочьями, растаяла, сгинула туча. Вместе с первыми лучами солнца возносилось к зениту «Копье Единого», выбрасывая книзу ослепительный факел в фиолетовом ореоле.
Поминутно стирая слезы, следил Вирайя, пока машина не обратилась к нему четырьмя соплами из глубин бледного неба, подобно пламенному кресту. А потом крест сжался в стремительно уменьшающуюся белую звезду, и скоро он уже не мог отыскать ее в свете неба, хотя и напрягал глаза до боли.
Тогда Вирайя шагнул было к своей машине. Но все Священные стояли, словно ожидая чего-то, и Трита сделал Вирайе быстрый предостерегающий знак рукой.
Все оставались на местах, пока с отдаленного края поля не отъехала длинная красно-белая машина в сопровождении целой колонны черных. Только тогда водители включили двигатели…
Наконец он остался один. Прилег на кушетку в самой маленькой и скромной комнате отведенного ему дворца. Здесь были собраны вещи Вирайи, доставленные по воздуху из столицы. Настольная лампа матери под розовым шелковым абажуром, кресло с круглыми полированными площадками на подлокотниках — для бокалов и пепельниц, выцветшие олени и папоротники на гобеленах… Многое напоминало о детстве, о рано умерших родителях. На пороге великого житейского перелома он по-новому, пристально разглядывал милые сердцу предметы. Не эту ли почернелую серебряную лягушку, курильницу благовоний — он однажды набил порохом и поджег? Незадолго до того они всей семьей ездили к родичам в Авалон — город вечного праздника, где маленький Вирайя был ошеломлен золотыми драконами, изрыгавшими из пасти фейерверк. Вернувшись домой, он добыл немного пороху из охотничьей комнаты отца, и бедная мирная лягушка с блеском сыграла навязанную ей роль. Струя огня была выплюнута прямо на корешки книг в стеллаже. Случившийся рядом раб погасил очаг пожара руками. Вирайя выслушал строгое отцовское внушение, раба — хранителя охотничьей комнаты — отправили бить руду, прочие домашние рабы по традиции получили порцию плетей, включая того, с обожженными руками.
