…Он спрыгнул на мокрую, ровно подстриженную траву. Пала роса, а с нею — ломкий пронзительный холод. Уловив движения плеч Вирайи, водитель-гвардеец ловко накинул на них суконный плащ. От соседней машины подошел в развалку русобородый Трита, дружелюбно обнял за плечи:
— Смотри в оба, брат, — чего не поймешь, спросишь…
Трита был уже полностью понятен. Перед посвящением пришлось обедать в его покоях. Изыск и количество блюд превосходило всякое воображение, обед занял полдня, однако — удивительное дело! — не оставил ни тяжести, ни сонливости. Вино, выпитое без меры, лишь слегка взбодрило. За столом хозяин распространялся о подробностях своих отношений с женщинами и мальчиками, обнаруживая такое знание темы и обилие материала, что, очевидно, его любовный опыт длился не менее сотни лет. Время от времени Трита прерывал откровения, чтобы лукаво намекнуть на необычную миссию Вирайи, на его ослепительное будущее, а также обещал показать свое, столь же загадочное «хозяйство». Буйство плоти претило душе Вирайи, объятой мистическим трепетом, поэтому Священный заработал его подсознательную неприязнь, странно переплетенную с полным доверием: с любыми вопросами и сомнениями новичок обратился бы только к сластолюбцу и чревоугоднику Трите. Теперь, в поле, архитектор признательно кивнул и улыбнулся, но в разговор не вступил.
Грифельно-серые дороги, насыпи рельсовых путей петляли среди серой травы. От светло-стеклянного моря на восходе, из окутанной туманом многоэтажной много башенной глубины острова со всех сторон дороги сползались к одной точке, скручивались в тугой узел. Там, в середине степи, взъерошенной низовым ветром, высился чудовищный фаллический символ, круглый белый обелиск в пурпурной шапке, еще одетый строительными лесами. У подножья фаллоса копошились люди, плыли грузовики и цистерны, подобные желтым гусеницам.
Басисто фыркая, подкатывали машины Священных. Равана явился, помахивая мощным биноклем на ремне. Постепенно собралось не меньше сотни членов Круга. Стояли отдельными кучками, черные и стройные, как муравьи — все с громадными носами, все немолодые; много седых, но ни одного сутулого или обрюзгшего. Женщины смеялись уверенно, негромко, оголяя белоснежные зубы. Их одежда отличалась от мужской только чуть более кокетливым покроем, волосы были высоко взбиты и причудливо уложены. Лица — лилейно-белые, надменно-снисходительные, без морщин. Вирайя и раньше успел заметить упругую походку Священных, тихий, полный достоинства разговор, гордые белозубые улыбки, величавые жесты рук и повороты голов — но здесь, в массовом тираже, все это заставило как нельзя острее чувствовать собственное несовершенство. Несмотря на вчерашнее посвящение, на все заверения старика, на царские почести — лежала между Вирайей и этими полубогами незримая, непроницаемая граница.
