- В работники хочешь?- сказал он Алексею.- Что же? Милости просим. Про тебя слава идет добрая, да и сам я знаю работу твою: знаю, что руки у тебя золото... Да что ж это, парень? Неужели у вас до того дошло, что отец тебя в чужи люди посылает? Ведь ты говоришь, отец прислал. Не своей волей ты рядиться пришел?
- Как же можно без родительской воли, Патап Максимыч? Этого никак нельзя,сказал Алексей.
- Так сами-то вы разве уж и подняться не можете?
- Не можем, Патап Максимыч; совсем злые люди нас обездолили; надо будет с годок в людях поработать,- отвечал Алексей.- Родители и меньшого брата к ложкарям посылают; знатно режет ложки: всякую, какую хошь, и касатую, и тонкую, и боскую, и межеумок, и крестовую режет. К пальме даже приучен - вот как бы хозяин ему такой достался, чтобы пальму точить...
- Доброе дело,- перебил Алексея Патап Максимыч.- Да ты про себя-то говори. Как же ты?
- Да как вашей милости будет угодно,- отвечал Алексей.- Я бы до Михайлова дня, а коли милость будет, так до Николы...
- До Николы так до Николы. До зимнего, значит? - сказал Патап Максимыч.
- Известно, до зимнего,- подтвердил Алексей.
- А насчет ряды, как думаешь? - спросил Чапурин.
- Да уж это как вашей милости будет угодно,- сказал Алексей.- По вашей добродетели бедного человека вы не обидите, а я рад стараться, сколько силы хватит.
Такое слово любо было Патапу Максимычу. Он назначил Алексею хорошую плату и больше половины выдал вперед, чтобы можно было Лохматым помаленьку справиться по хозяйству.
- Молви отцу,- говорил он, давая деньги,- коли нужно ему на обзаведенье, шел бы ко мне - сотню другу-третью с радостью дам. Разживетесь, отдадите, аль по времени ты заработаешь. Ну, а когда же работать начнешь у меня?
- Да по мне хоть завтра же, Патап Максимыч,- отвечал Алексей.- Сегодня домой схожу, деньги снесу, в бане выпарюсь, а завтра с утра к вашей милости.
- Ну, ладно, хорошо. Приходи... Алексей хотел идти из подклета, как дверь широко распахнулась и вошла Настя. В голубом ситцевом сарафане с белыми рукавами и широким белым передником, с алым шелковым платочком на голове, пышная, красивая, стала она у двери и, взглянув на красавца Алексея, потупилась.
- Тятенька, самовар принесли,- сказала отцу. И голос у нее оборвался.
- Ладно,- молвил Патап Максимыч.- Так завтра приходи. Как, бишь, звать-то тебя? Алексеем, никак?
- Так точно, Патап Максимыч.
- Молви отцу-то, Алексеюшка,- нужны деньги, приходил бы. Рад помочь в нужде.
