Мы не спеша потрусили вдоль едва заметной в траве колеи от повозки, а гиена весело побежала за нами.
— Как все-таки нам поступить с гиеной? — последовал неизбежный вопрос.
— А как обычно поступают с гиенами? — язвительно переспросила я.
— Мне прежде не доводилось иметь с ними дело, — пожаловалась Констанс.
— И мне тоже, — сказала я. — Если бы мы знали пол животного, ему хотя бы можно было дать имя. Мне, например, нравится Эзми — оно универсально.
Дневного света вполне хватало, чтобы ориентироваться на местности и различать объекты, находящиеся на незначительном удалении от нас, и мы заметили у опушки леса полуголого цыганёнка, собиравшего ягоды с невысоких кустов. Неожиданное появление двух всадниц в сопровождении гиены испугало его, и он зашёлся громким плачем. Видимо, неподалеку находился цыганский табор. В надежде на это мы проехали ещё пару миль.
— Любопытно, чем занимался этот ребёнок? — наконец проговорила Констанс.
— Очевидно, лакомился ежевикой.
— Мне не понравилось, как он плакал, — продолжала она. — Его рёв до сих пор почему-то звенит у меня в ушах.
Я не стала журить Констанс за её мрачные фантазии; этот настойчивый плач, который словно преследовал нас, начинал действовать и на мои и без того напряжённые нервы. Я попробовала подозвать Эзми, трусившего позади нас. Несколькими большими прыжками он поравнялся с нашими лошадьми, а затем опередил нас. Загадка несмолкаемого плача тут же прояснилась: Эзми крепко держал в пасти цыганёнка.
— Боже милосердный! — ахнула Констанс. — Что же нам делать?
Я не сомневаюсь, что на Страшном суде Констанс завалит вопросами любого из экзаменующих её серафимов.
— Что же делать? Что же делать? — продолжала истерически всхлипывать она, в то время как Эзми неторопливо трусил чуть впереди наших утомлённых скакунов.
Я, впрочем, не сидела сложа руки. Я кричала и ругалась на зверя по-английски и по-французски, пыталась уговаривать его и бессмысленно рассекала воздух своим коротким охотничьим хлыстом, наконец, я запустила в него пакетом с сандвичами; не представляю, что ещё можно было предпринять в такой ситуации. Вдруг Эзми резко прыгнул в сторону и скрылся в густом кустарнике, куда мы не могли за ним последовать; плач сорвался на крик и стих. Вскоре зверь вновь присоединился к нам, всем своим видом выражая сочувственное понимание; он словно знал, что совершил нечто такое, чего мы по своей ограниченности не понимали и не одобряли, но что с его точки зрения было совершенно оправданно.
