— Огонь есть? — И Шалагин дал ему прикурить.
Заходился кашлем полуживой старик, глядя на Шалагина выкаченными глазами, и видно было, что ему уж ничего не поможет, кроме смерти.
— Мда, — сказал Шалагин, выйдя на воздух.
— Твое право, Григорий Ильич, — повторил председатель. — По суду всех их можешь выселить.
— Ну да, — сказал Шалагин. — Что я, больной — судиться? Пока с ними со всеми пересужусь — так и жизнь пройдет.
Вдруг дворовый пес, вихрем пронесясь через двор, кинулся к нему. Положив лапы ему на грудь, дрожа от восторга, лез целоваться.
— Жук! — сказал Шалагин, гладя его. — Жучок, Жучок, хорошая псина, узнал меня! — Он обратился к председателю: — Вот так давай, председатель. Домом пользуйтесь пока что, а мне лесу выпиши взамен, строиться буду.
— Сделаем, — сказал председатель. — Только на корню бери лес, заготовленного нет у меня.
— Ладно, что поделаешь, — сказал Шалагин. — Ну, Жук, пошли!
И зашагал прочь от своего дома, а счастливый Жук бежал возле его ноги.
Мошкин держал речь:
— Товарищи, в этом вопросе мы обязаны быть принципиальными и непримиримыми до конца! Тут, товарищи, всякое проявление либерализма преступление! Мы не можем терпеть личностей, потерявших облик! Каленым железом будем их выжигать из своей среды!
Речь Мошкина была направлена против Макухина, Ахрамовича и Плещеева, которые сидели рядышком на стульях у стены. Посреди комнаты за столом заседали завкомовцы.
— Наш облик вас не касается, — сказал Макухин, обидясь. — Какой есть.
— Ты скажи, ты где кровельное железо взял? — обратился к нему один из членов завкома. — Это раз. Как вас угораздило стекла побить, это два. Шутка сказать, по зимнему времени, стекла днем с огнем не найдешь — и нате, окна перебить… Ну почему обязаны люди такое терпеть через вас?
— И кто его знает, как оно вышло, действительно, — вздыхая, виновато сказал Ахрамович.
— Но про облик он не имеет права, — настаивал Макухин. — Облик сюда не относится. Не крал я железа, слева купил.
— Значит, краденое купил, — сказал кто-то.
— Да уж накладных не спрашивал, — огрызнулся Макухин. — Не брильянты покупал, крышу купил, крышу над головой, для детей, понятно?
— А получку пропиваешь — это тоже об детях заботишься? — спросила Капустина.
Ахрамович, вздыхая, сказал примирительно:
— Знаете ведь — работаем всегда, а пьем иногда.
— Наоборот скажи, — возразила Капустина. — Пьете всегда, а работаете иногда. Так вернее будет.
— Лично я, — сказал Плещеев, — ничего слева не купил, и не тянул ничего, и пью на свои заработанные, и чего вы меня сюда привели, спрашивается?
