— …Когда позвонить тебе? — спросил молодой.
— У нас сегодня что? — спросил отец покорно. — Позвони в пятницу.
— Пока, — сказал молодой.
— Будь здоров, Володя.
Олег ушел в свою комнату. Было бы в высшей степени глупо и бестактно подвернуться им сейчас под ноги… Хлопнула выходная дверь.
Он вернулся в столовую. И отец туда входил из передней.
— Кто это был? — спросил Олег. — Папа, кто это? — повторил он, вслед за отцом войдя в кабинет.
— По делу, — отрывисто ответил отец. Он стоял спиной к Олегу, закуривая.
— Почему он говорит тебе «ты»?
— Тебе показалось.
— Ну что ты, папа, что за ерунда… Это мой брат?
Отец оглянулся. Рука с папиросой дрожала у губ.
— Я не позволю задавать вопросы! — закричал он гневно и бестолково. Кто, что, почему!.. До всего дело… Ни малейшего уважения… Воспитали! Иди, я занят!
И Олег вспыхнул. Взрослые люди, мыслящие люди, и вдруг ложь и истерика!
Хорошо. Он будет действовать так, как находит нужным.
Кто запретит ему? И разве можно иначе?
…Наклонясь над гулким пролетом лестницы, он позвал:
— Володя!
15
Он выскочил на улицу. Охватило ветром, снегом. Запахнул пальто на груди, озираясь.
Вдоль набережной несся мелкий снег, и в обе стороны уходили под фонарями темные фигуры, — который из этих людей был брат? Олег крикнул в косо несущийся белый дым:
— Володя!
Изо всех сил крикнул.
На крик оглянулись двое. Один остановился. Олег побежал к нему, тот стоял и ждал.
— Володя?
— Да? — откликнулся Володя сдержанно.
— Здравствуй!
Володя молчал.
— Я Олег Якубовский.
Они пристально всматривались друг другу в лицо.
Володя протянул руку:
— Владимир Якубовский.
— Послушай, нам надо поговорить, — сказал Олег, задыхаясь от волнения, но озабоченно-деловым тоном.
— Ты уверен, что надо?
— Да. Уверен.
— О чем?
— Я хочу тебе сказать. Очень важное.
Володина настороженность причиняла Олегу боль.
— Важное?.. Ладно, проводи меня до остановки. Мне на Кировский завод.
— Ты работаешь на Кировском заводе?
— Собираюсь.
— Послушай, тебе сколько лет?
Слова срывались с Олеговых губ без задержки, бурно.
— Шестнадцать. А тебе четырнадцать, верно?
— Ты знаешь, — значит, ты знал обо мне? Что я существую — ты знал?
— Знал.
— Давно?
— Всегда знал.
— Что ты говоришь. А я о тебе никогда… ничего… Любопытно, зачем они это делают? Как ты считаешь?
— Что делают?
— Ну вот это: что я не знал о тебе совершенно. Зачем они скрывают? А? Из педагогических соображений?
— Не знаю, — ответил Володя, поведя плечами. Он никогда не понимал, для чего нужно отцу и мачехе скрывать, наводить туман… Олегу, видимо, это так же не нужно и обидно, как ему, Володе.
